ОБОРОТЕНЬ
Расхаживая по веранде с задумчиво опущенной головой, доктор Бирн видел, как вышел Бак, размахивая плетью, с патронташем на талии, шею ковбоя украшал красный шелковый платок.
Казалось, что Дэниелс постарел на десять лет с тех пор, как доктор впервые его встретил. Не слишком украшала и трехдневная щетина. Загорелая кожа оставалась грязной, но даже грубая щетина не могла скрыть морщины на щеках Бака. Его длинные, черные, лохматые волосы падали на лоб, свисая почти на глаза. Сами глаза провалились так глубоко, что Бирн едва смог рассмотреть в темных тенях две искры света. Вся беззаботная небрежность исчезла. Вместо нее появилась угрюмость, с физическим воплощением которой встречаться не захотелось бы никому, особенно темной ночью в пустынной местности. Бак напоминал человека, долго скрывавшегося от погони, но теперь пришедшего к закономерному концу. Его прижали к стене, и вот он готовится к отчаянной, но безнадежной битве. Доктор даже не сразу решился обратиться к Дэниелсу.
— Вы собрались на прогулку? — наконец поинтересовался Бирн.
Бак вздрогнул при звуке голоса за спиной и повернулся с искаженным от страха лицом.
— Боже праведный, приятель! — закричал Рэндалл, отшатнувшись. — Что с вами?
— Ничего, — постепенно успокаиваясь, ответил Бак. — Я сматываюсь.
— Оставляете нас?
— Да.
— Не может быть!
— Вы думаете, что мне следует остаться? — усмехнулся тот.
Доктор озадаченно промолчал. Наконец развел руками в немом отрицании.
— Друг мой, — произнес Рэндалл. — Я совсем не о том.
Бак опять невесело ухмыльнулся.
— Теперь вы говорите разумно, — кивнул он. — Думать бесполезно.
— Но почему вы уезжаете так внезапно?
Дэниелс пожал плечами.
— Я уверен, — сказал доктор, — что мисс Камберленд будет скучать.
— Не будет, — мотнул головой ковбой. — Она полностью занята… им.
— Верно. Но если у нее не хватит сил, если она не сумеет добиться успеха у такого уникального человека… ей может понадобиться помощь…
Доктора прервало медленное витиеватое крепкое ругательство Бака.
— Почему, черт побери, я должен помогать ей строить отношения с ним?
— Причины вообще-то нет, — ответил встревоженный доктор, — но думаю, что старая дружба…
— Будь она проклята, ваша старая дружба! — взорвался Бак. — Всему есть предел, вот и моя дружба приказала долго жить… износилась с обеих сторон. Кончено! — Он обернулся и сердито посмотрел на дом. — Помочь ей справиться с ним? Я лучше засуну револьвер в рот и спущу курок. Лучше увижу, что она выходит замуж за висельника. В общем, к дьяволу все это место! Я сыт им по горло! Увидимся, док.
Доктор бросился за ковбоем, остановив его у крыльца.
— Мой дорогой мистер Дэниелс, — настаивал он, прикасаясь к руке Бака, — вы не должны уезжать так внезапно. На кончике моего языка скопились тысячи вопросов.
Бак посмотрел на него, и в этом взгляде доктор увидел только усталость и отвращение.
— Ладно, — кивнул Дэниелс, — я готов выслушать первую пару сотен. Поехали!
— Во-первых, причина, вынуждающая вас уехать.
— Дэн Барри.
— Э-э-э… страх перед тем, что он способен сделать?
— Черт побери, страх! По крайней мере, именно Дэн заставляет меня уехать.
— Не в силах разгадать столь загадочную тайну, — вздохнул его собеседник. — Я видел, как вчера ночью вы вошли в ад пылавшей конюшни, спасая этого человека. Я знал, как вы мчались верхом, рискуя жизнью, чтобы привести Барри сюда. Это ли не доказательства дружбы?
Дэниелс разразился неприятным смехом. Он положил руку на плечо доктора и ответил:
— Разве это единственное доказательство, док? Доказательство дружбы? Дэн спас меня… от веревки!.. И спас меня от смерти… от револьвера Джима Сайлента. Он вытащил меня из дерьма и превратил в человека, способного посмотреть в глаза честных людей.
Бак смолк, тяжело дыша, и слабые, переутомленные глаза его осветились пониманием. Бирн впервые ощутил определенную опасность в Дэниелсе, безрассудное пренебрежение законами и правилами, обычно ограничивающими действия нормального человека. Сейчас прозвучал намек на часть правды. В свое время Бак нарушал закон, и Барри вернул его на путь истинный — вот что объясняло часть прочных связей между ними.
— Это не все, — продолжал он, — кровь не вода, и я любил его больше, чем брата. Ради него я ходил в ад и возвращался оттуда. Ради него я вырвал Кети из рук Джима Сайлента и остался в ее доме. Я увез ее, и все ради того, чтобы она смогла к нему прийти. Черт бы его побрал! А теперь из-за него мне приходится отсюда уезжать. — Голос Дэниелса зазвенел. — Вы думаете, мне легко уйти? Уйти от Кети — для меня словно… сорвать ноготь на пальце. Один Бог знает, что Кети значит для меня. Один Бог знает… Но если так, то Бог меня забыл!
Душевная боль заставила Бака задрожать. Доктор изумленно смотрел на ковбоя, он напоминал человека, сунувшего руку в карман за медной монетой, а вытащившего пригоршню золотых.
— Добрые чувства не сразу пришли ко мне, — продолжал Бак Дэниелс. — Я сопротивлялся. Я любил быструю скачку и пыль в глотке. Я любил виски и ненависть, затем я встретил Дэна Барри, и его голос звучал мягче, чем у девушки, а его глаза не сомневались во мне. Во мне, который подкрадывался к нему по ночам и собирался убить его во сне… потому что мой вожак приказал мне. Таким был Дэн Барри, когда я впервые встретил его. Он протянул мне свою руку, взглянул на меня с доверием, а после того, как оставил меня, я сел, сжал голову руками, и мое сердце взорвалось внутри меня. Будто облака расступились, и для меня впервые в жизни засияло солнце. И я поклялся, что, когда придет время, верну Барри долг. За каждый цент, что он дал мне, я заплачу ему золотом. Я пойду на край света, чтобы выполнить то, о чем он меня попросит. — Голос Бака сорвался вдруг от избытка эмоций. — Ох, док, слезы выступили у меня на глазах, я чувствовал какую-то чистоту внутри и не стыдился своих слез! Вот что Дэн Барри сделал для меня!
И я возвратил ему долг, как мог. Я встретил Кети Камберленд, и она стала для меня среди других девушек тем, чем Дэн Барри являлся для меня среди мужчин. И мне не стыдно говорить об этом. Я любил ее так, что у меня внутри все пересохло, превратилось в золу, но даже не осмелился бы поднять на нее глаза, потому что она принадлежала ему. Я ходил за ней как пес. Я выполнял ее просьбы и не задавал вопросов. Ее желания стали законом для меня, и это единственные законы, которых я желал. Все, что я делал, — я делал ради Дэна Барри. А затем я стал отдавать ему собственную жизнь — не сразу, но день за днем.
Потом он уехал, покинул ее, и я остался. Вы думаете, мне было легко здесь оставаться? Приятель, мне приходилось выслушивать ее разговоры о Дэне Барри каждый день, и никогда она не говорила обо мне. И мне приходилось рассказывать ей истории о Дэне Барри и о том, что он делал. А она сидела с глазами, видевшими что-то за много миль отсюда, слушала, улыбалась, а я жаждал одного взгляда ее глаз, жаждал, словно умиравший без воды пес. А затем ради нее и Джо поехал на юг. И когда нашел Дэна Барри, вы думаете, в его глазах при виде меня что-нибудь вспыхнуло?
Нет, он забыл меня так, как даже лошадь никогда не забудет своего хозяина. Забыть меня за несколько месяцев — и после всего, что произошло между нами! И даже Кети! Даже она превратилась для него в ничто! Но я выдержал все и привел его обратно. Мне пришлось ударить его, но, Бог знает, не назло ли ему я поступил так… Бог знает!
А когда увидел, что Дэн вошел в ту горевшую конюшню, я сказал себе: «Бак, если ничего не сделать, стена упадет, и это будет конец для Дэна Барри. Конец для него — человека, переставшего быть человеком. И когда он погибнет, может быть, спустя какое-то время Кети поймет, что в мире есть и другие мужчины, кроме Дэна». Я сказал все это глубоко в моей душе. А потом посмотрел на Кети, стоящую там в белой одежде, с золотыми волосами, сиявшими вокруг ее лица… И желал ее, как умирающий желает попасть в рай. Но затем я снова сказал себе: «Не важно, что произошло, но он был моим другом, моим приятелем, моим соседом по койке».
