— Но я помню, как думала: может ли он сделать со мной такое и оставить меня в живых, рискуя, что я кому-нибудь расскажу об этом?
Генри не мог сбить ее с этой позиции и поэтому опять передал свидетельницу Норе. Обычный здравый смысл предполагает, что вы всегда стараетесь обрести преимущество с помощью последней серии вопросов, но Нора никогда не придерживалась традиций.
— У меня больше нет вопросов, — сказала она. — Обвинение завершает свое выступление.
Это показалось очень неожиданным. Мы все зашевелились и посмотрели на судью. Похоже, Уотлину тоже понадобилась минута, прежде чем он вспомнил, что должно происходить дальше. Он сказал, обращаясь к Генри:
— Вы готовы начать, мистер Келер?
— Во-первых, я намерен подать ходатайство, ваша честь. Затем, в случае, если оно будет отклонено, я хотел бы вызвать повторно офицера Кенлза.
— Он здесь? — спросил Уотлин у Норы.
— Он на телефоне, ваша честь. Он сказал мне, что будет здесь через пятнадцать минут, если это понадобится.
Уотлин взглянул на часы. Было только десять тридцать утра, но он сделал то, что, по-видимому, являлось для него простым решением проблемы.
— Хорошо, мы пораньше отпустим присяжных на ленч, а сами пока рассмотрим ходатайство.
Присяжные гуськом вышли. Генри подал свое ходатайство об инструктированном вердикте, аргументируя это тем, что обвиняющей стороне не удалось доказать справедливость обвинения. Это ходатайство не являлось особенно убедительным. Существовало, разумеется, свидетельское показание, которое, если бы оно было признано заслуживающим доверия, вполне позволяло вынести приговор. Было ли это показание истинным или нет, предстояло решить присяжным. Им-то Уотлин и передал решение этого вопроса.
— Ходатайство будет отклонено. Жду здесь обе стороны в двенадцать сорок пять.
Весь долгий перерыв мы провели, главным образом, в моем кабинете. Лоис, Дина и Виктория не присоединились к нам. Зато пришла Линда.
— Это дело с экзаменом потрясло ее намного больше, чем я ожидал, — сказал ей Генри.
Линда согласилась:
— Она что-то скрывает.
Мы с Генри переглянулись. Генри не стал выдвигать свою версию в присутствии Дэвида. Вместо этого он сказал:
— Вы знаете, что нам сейчас предстоит решить?
Все, кроме Дэвида, кивнули.
— Что? — спросил он, оглядев весь наш тесный кружок.
Он казался таким невинным. Наивным, я хотел сказать.
— Стоит ли вам давать свидетельские показания, — объяснил ему Генри.
— Что вы имеете в виду? Почему не стоит?
— Потому что мы, возможно, могли бы достичь большего без твоих показаний, — взял я разъяснение на себя. — Генри удалось пробить некоторые бреши в версии обвинения. В умах присяжных могли возникнуть обоснованные сомнения. Но, с другой стороны, если ты выступишь со свидетельскими показаниями и присяжные решат, что ты говоришь неправду, это развеет те самые сомнения. Иногда — может быть, даже в большинстве случаев — обвиняемому лучше просто сидеть молча.
— Ты мог бы попросту не захотеть подвергать себя перекрестному допросу, — дружелюбно сказала ему Линда.
— Она не сумеет сделать мне хуже, чем делали это вы во время подготовки.
Я почувствовал гордость за него, когда, говоря это, Дэвид оказался достаточно тактичен, чтобы улыбнуться Линде. Искоса он взглянул и на меня. Может быть, та его улыбка предназначалась и мне тоже.
— Я не стал бы рассчитывать на это, — сказал я.
— Это самое трудное решение, которое приходится принимать за все время процесса, — сказал Генри.
Верно, подумал я. Если не считать решения об отказе от предложения по согласованному признанию.
— И я предлагаю вам самому принять это решение, — продолжил Генри.
Дэвид снова оглядел всех нас. Выражение лица у него было как у школьника-футболиста, которому говорят, что он не может принять участие в большой игре.
Первым свидетелем защиты был полицейский офицер патрульной службы, который первым же прибыл на место происшествия в тот вечер. Он уже выступал со свидетельскими показаниями и выглядел немного удивленным, что его вызвали опять, тем более в качестве свидетеля защиты. Он смотрел на Нору так, будто сделал что-то неправильно. Генри же попросту хотел выяснить у него одно: не почувствовал ли он в тот вечер залах алкоголя?
— Алкоголя? Нет.
— Не было ли чего-то такого, что свидетельствовало бы, что Дэвид — обвиняемый на этом суде — был пьян?
— Нет, ничего. Он безусловно пьяным не был.
Полицейский посмотрел на Нору, ища ее одобрения. Он отказался признать за обвиняемым подобное оправдание. Нора не подняла глаз. У нее не было встречных вопросов.
Дальше Генри повторно вызвал других свидетелей-полицейских и охранника, чтобы задать им тот же вопрос. Свидетели быстро перетасовывались на помосте, но время шло. В общем-то не ожидалось ни каких-либо ключевых свидетелей защиты, ни алиби, ни убедительного объяснения, почему изнасилование не могло произойти. Это должно было стать простым переливанием из пустого в порожнее. И Менди Джексон, несмотря на то, какие бы сомнения в истинности ее показаний ни посеял Генри, была на редкость хорошей свидетельницей. Это являлось одной из причин, по которым защите не следовало вызывать обвиняемого в качестве своего первого свидетеля. Генри хотел создать как можно большую дистанцию между выступлениями двух главных на этом процессе свидетелей. Дать присяжным время забыть о том эмоциональном впечатлении, которое произвели на них показания жертвы, прежде чем присяжные услышат Дэвида.
После повторного слушания свидетелей Генри вызвал тех, кто могли засвидетельствовать хорошую репутацию Дэвида, что он «был правдив и заслуживал доверия». Закон предусматривает такие показания только в соответствии с точной формулой: «Вы знаете Дэвида Блэквелла? Вы знакомы с его репутацией с точки зрения того, правдивый ли он человек и заслуживает ли доверия? Какова эта репутация?» «Она хорошая», — говорит свидетель. Впечатляюще!
Генри продолжал вызывать их: сослуживцев Дэвида, его старых школьных друзей, учителей — до тех пор, пока обвинение не выступило с протестом против этого парада.
— Сколько их у вас еще? — спросил Уотлин у Генри.
— Ваша честь, я могу вызывать свидетелей, подтверждающих хорошую репутацию моего клиента…
— Я протестую, протестую, протестую! Не могли бы вы остановить его…
— … до самого конца недели, — закончил Генри, перекрывая все более повышающийся голос Норы.
— В этом нет никакого сомнения, — сказал Уотлин. — Но не кажется ли вам, что еще одного будет достаточно?
— Очень хорошо.
Генри пробежал глазами лежавший перед ним список. Я тоже числился там, но лишь как отдаленная возможность. Я не думал, что было бы разумно вызывать меня.
— Я вызываю Дину Блэквелл.
Что? Дины не было в списке. Она спрыгнула с кресла рядом со мной и была уже почти в проходе. Я
