фотографией выслал и расшифровку, так что мне не пришлось тратить времени на поиски Майрона Сталя. Он выглядел на редкость молодо: волосы его были так густы, что, очевидно, не слушались расчески, а улыбка настолько обаятельна, что просвечивала сквозь его торжественно-важную мину. Он еще не провидел своих грядущих дней. Я долго смотрел на юного Майрона, прежде чем перевести лупу дальше.
В первом ряду перед ним стоял франтоватый маленький человек. Он не выглядел ни франтоватым, ни маленьким там среди своих сверстников по юридической школе, хотя крохотные усики были у него уже тогда, в не склонную к украшательству эпоху Эйзенхауэра. Я нашел в списке его имя. Саймон Хоторн. Имя, предопределившее его франтоватость и ему подходящее.[8] Я еще долго и пристально разглядывал молодого юриста, прежде чем вызвать в кабинет Джека Пфистера и передать эту фотографию ему.
Майрон Сталь был из тех, кто вполне могли вывесить фотографию выпускного курса своего юридического университета на стене собственного кабинета. Она, вне всякого сомнения, там и висела, до тех пор пока хозяин не нанял для выполнения определенной работы одного из своих бывших однокашников. Сталь не хотел, чтобы след этого мог привести к нему или к его работодателю. Почему он просто не воспользовался услугами какого-нибудь местного головореза из когорты Малиша, чтобы угрозами принудить меня к закрытию дела? Потому что оставался риск, что я узнаю его или смогу отыскать по снимку из альбома в полицейском архиве. Может быть, Сталю даже нравилась мысль, что объяснение статей закона я получу от юриста.
И к тому же его старый однокурсник Саймон Хоторн вполне подходил для такой работы. Джек собрал досье на Хоторна быстро и без особого труда. Его имя было известно в Юридической ассоциации штата Виргиния. В начале семидесятых Хоторна вынуждены были исключить из нее. Главным образом за причастность к махинациям с налогами, хотя Хоторна подозревали и еще кое в чем. Ему удалось избежать тюрьмы, но это лишило его средств к существованию, и по меньшей мере последние десять лет он переживал тяжелые времена. Мне вспомнились его потрепанные манжеты. Маленький щеголь, должно быть, обрадовался, получив работу от своего бывшего сокурсника.
Достаточно ли этого? Или нет? Так трудно проникнуть в мысли человека, который пытается догадаться, о чем думают другие.
Линда сидела молча и глядела на что-то позади меня. Она так же напряженно размышляла, как и я.
— Я хочу сказать, что это именно то звено, которого нам недостает, чтобы подобраться к Малишу. Но достаточно ли будет его для Уотлина? Его хватило бы, будь уверен судья, что все в округе считают, что ему следует дать разрешение на новый процесс. Да еще если бы мы доказали, что этот план достаточно зловещ и очевиден. Что ты об этом думаешь?
— Я не уверена, — медленно проговорила Линда. — Возможно, если бы ты поговорил с ним, убедил его в том, что он будет первым, кто открыл этот большой заговор…
— Не имеет смысла еще раз с ним разговаривать. Он очень ясно дал понять, чего хочет, — доказательства, которым он смог бы прикрыть свою задницу. В следующий раз я намерен встретиться с ним не иначе, как по разные стороны от судейского барьера.
Линда кивала.
— Может быть, я… — начала она, но замолчала.
Я наблюдал за нею. Линда по-прежнему не смотрела на меня — во всяком случае открыто — с тех пор, как я сообщил ей, что выяснил, кем был тот маленький франт. Она выглядела встревоженной, смущенной. Казалось, эта новость заставила ее ум метаться в слишком уж многих направлениях, чтобы она смогла определить, что ее окружает. Я опробовал на ней еще одну свою идею.
— Может быть, мне в первую очередь следует обратиться к прессе? Это хорошая история. Она уже и раньше была на слуху у всего города.
— Нет, — сказала Линда, и она была права. — Если ты попробуешь этот путь и ничего не выйдет, ты лишишься важного преимущества: знания того, чего, по мнению других, ты знать не можешь. Не обращайся к прессе до тех пор, пока не почувствуешь, что иного выхода не осталось. Если ты потом решишь, что твою информацию лучше использовать частным образом, — пути назад уже не будет.
Она смотрела на меня, пока я не кивнул, согласившись с нею.
— Но это отбрасывает нас назад, к изначальному вопросу. Как нам воспользоваться этим?
Мы вертели вопрос и так и этак, пока он не был самым тщательным образом измочален, но никаких ответов не нашли. Прежде чем уйти, Линда взяла меня за руки и сказала:
— Марк, не предпринимай ничего, не поговорив прежде со мной. Обещай мне.
— Ты не доверяешь моему здравому смыслу?
Она открыла рот, чтобы, как я догадался, возразить, однако изменила намерение еще до того, как заговорила.
— В этом — нет. Тебе самому не стоит ему доверять. Ты бы на моем месте сказал то же самое.
— Хорошо. Я не стану действовать сгоряча.
Она быстро обняла меня, так, будто торопилась попрощаться. Словно бы знала, чего стоит мое обещание. Понадобился лишь один толчок, чтобы нарушить данное ей слово, и это ожидало меня дома.
— Я пришел! — крикнул я.
Ответа не последовало. Иного я и не ожидал, за исключением, может быть, того, что Дина выбежит мне навстречу. Затем до меня донесся голос Лоис, громкий, учитывая расстояние.
— Мы в кабинете, дорогой!
Казалось, прошло много времени, с тех пор как в нашем доме собирались гости. Я задумался над тем, кто бы это мог быть, и надеялся, что это ненадолго. Возможно, поэтому я и вошел с портфелем в руке, желая показать, что у меня много работы.
Эта мысль заняла, по-видимому, лишь мгновение, потому что Лоис продолжила:
— Только я и Дина.
Она была молодцом, Лоис. Она сразу же сообщила буквально все, что мне следовало знать, однако я оказался недостаточно бдительным, чтобы понять намек.
Короче, я оказался более чем напуган, когда вошел в кабинет и увидел мужчину в лыжном шлеме с прорезями для глаз. Я замер как вкопанный, сделав всего лишь шаг вглубь кабинета. Я почувствовал себя так, будто меня внезапно раздели донага. Всей кожей я вдруг ощутил это состояние обнаженности. Даже холодок пробежал по всему моему позвоночнику. Иногда такое впечатление производит оружие. Пистолет лежал у него на коленях. Он поднял его, как только я появился в комнате.
Бандит развалился в кресле справа от софы, в трех футах от нее. Дина и Лоис, прижавшись друг к другу, сидели в самом центре этой софы. Перед ними стоял кофейный столик. Рука Лоис обнимала плечи Дины. Лоис сумела занять положение между Диной и мужчиной в шлеме-маске. Она взглянула на меня с выражением минутной надежды, но это выражение исчезло сразу же, как только Лоис увидела мое окаменевшее лицо.
— Мы ждем вас, — почти весело сказал бандит.
Это был голос человека молодого, беспечного и абсолютно уверенного в себе. Он был из разряда тех юных жизнерадостных социопатов, которыми были переполнены наши судебные залы.
— Честное слово, вы уж слишком допоздна работаете, — продолжил он.
— Да, но теперь я уже здесь.
Я прошел в кабинет, заставив его пистолет двигаться вслед за мной. Я пожалел, что замер в дверном проеме, когда только увидел этого молодчика. Меня и Лоис с Диной разделяла целая комната. Я попытался подойти ближе, чтобы пронырнуть к кофейному столику, встав между ними и бандитом да еще использовав свой портфель в качестве щита. Но если бы даже мне и удалось остановить первую пару пуль, что сделала бы тогда Лоис? Она все равно не могла бы выбраться из кабинета.
Это было совершенно не похоже на мой поединок с тем маленьким франтом, когда я был странно уверен в себе под дулом его пистолета. На этот раз я испугался до смерти. Мои руки тряслись.
— Что вы хотите от меня? — сказал я, будто намереваясь пройти мимо него к софе.
