примирился с ее уходом. Но оставался еще один, более трудный, вопрос. Я обязан был прояснить его, прежде чем Лоис выйдет.
— Я не позволю тебе забрать у меня Дину, — сказал я.
Это лишило ее хладнокровия. Она не повысила голоса, но глаза ее вспыхнули злобой. Лоис подошла ко мне, ткнув в меня пальцем так, словно это был пистолет.
— Даже и не думай спорить со мной из-за этого, — резко проговорила она.
Я что-то пробормотал, но Лоис буквально набросилась на меня.
— Значит, теперь ты решил стать родителем? Когда же это ты являлся им для Дины? Где ты был вчера вечером? Кто остается с нею, когда она болеет? Когда ты в последний раз взял отпуск или просто ушел с работы пораньше ради дочери? Я даже не думала, что у тебя хватит наглости…
Лоис закрыла глаза. Когда она заговорила вновь, голос ее понизился, но сказанное предназначалось не мне.
— Я ведь обещала себе, что не унижусь до мелодрамы, — сказала она.
Глаза ее открылись.
— Им нужен кто-то, кто верит в них, Марк. Когда в жизни Дины наступит критический момент, сможешь ли ты хотя бы поверить тому, что она тебе скажет? Или ты подвергнешь ее перекрестному допросу, чтобы выяснить правду? Ты так мало знаешь Дину, что даже…
— Сколько еще ты намерена выливать на меня все это? Я не виноват в том, что у меня не было твоей слепой веры в Дэвида. Вера — это то, что либо есть, либо нет. Если бы у тебя была та же профессия, что и у меня, если бы ты услышала все эти отказы от признания вины, увидела, какие неправдоподобные вещи совершаются людьми под влиянием момента-момента…
Лоис качала головой. Она позволила бы мне договорить, но внезапно я понял, что мне нечего больше сказать ей. Я подумал о Дине. О том, как я забирал ее после школы и какое у нее было лицо, когда она еще издалека замечала меня. Будет ли у нее еще когда-нибудь такое же искреннее выражение радости при виде своего отца?
После того как я в течение нескольких минут не произнес ни слова, Лоис сказала:
— Я не верю, что твои поступки превращают всех в циников, Марк. С Линдой этого не случилось.
Было странно слышать, как Лоис упоминала имя Линды, словно бы обе они объединились против меня. Лоис продолжила:
— Порой ты принимал решение быть тем человеком, которым сделала тебя твоя профессия.
Мой ребенок. По иронии судьбы я привык к тому, чтобы видеть каждый предмет с разных сторон. Прошлым вечером я был переполнен любовью к Дине, целиком охвачен ею. Но даже тут Лоис оказалась права. Я не знал, например, есть ли у нас что перекусить, когда Дина возвращалась из школы, или обедала ли она вообще. Я не знал, когда Дина готовит свои уроки. Моменты моего прозрения не могли устоять против каждодневной самозабвенной любви Лоис. Ее преимущество передо мной было бы таким же очевидным на бракоразводном процессе, как оно было доказано фактами повседневной жизни.
— Хорошо. Пусть она пока останется с тобой. И не возвращайтесь домой в течение одного или двух следующих дней. Меня там тоже не будет. Когда все это закончится, если ты не изменишь своего решения, мы снова поговорим.
— Я хочу, чтобы это было решено сегодня же. Не спорь со мною, Марк Дина — единственное существо, которое есть у меня в жизни. Я думаю, что Дэвид потерян для нас обоих.
Это была самая грустная минута нашего разговора: мое осознание того, что я уступил, а Лоис даже не почувствовала, настолько далеки мы стали друг от друга. Она больше не читала мои мысли. Мне пришлось высказаться напрямую:
— Я не стану судиться с тобой из-за Дины.
Лоис откинула голову назад и очень пристально посмотрела на меня, гадая, какую новую тактику я избрал. Спустя минуту она кивнула. Может быть, по выражению моего лица она все же сумела прочитать, если и не искренность сказанного, то силу крушения, которое во мне произошло. Однако то, что главный вопрос был решен, заставило ее задуматься и еще кое о чем.
— Что ты имеешь в виду, говоря один или два дня? Что должно произойти так скоро?
— Я еще не знаю. Но я уверен, что, когда это случится, ты услышишь.
— Марк…
Мы стояли в пяти футах друг от друга. Лоис не знала, что сказать, либо чувствовала, что говорить не стоит. Я кивнул ей прощаясь. Лоис уходила, не колеблясь, она не сделала шага ко мне, прежде чем повернуться. Она вышла так же стремительно, как и появилась.
Кабинет показался мне на редкость пустым. Это ощущение пустоты обступило все здание, все эти тихие комнаты со шкафами, такими же пустыми, как мой дом. Я подумал о том, как кто-то рыщет сейчас по нему в поисках какого-нибудь знака, указывающего на время нашего возвращения, и надежного места, где можно спрятаться и ждать. Мы сыграем над ним забавную шутку.
Мы с Лоис могли бы и дальше жить спокойно, до тех пор, пока не подрастет Дина, а может быть, и до самого конца. Существует множество браков, точно таких же, как наш, мирно продолжающихся, не потревоженных никакими чрезвычайными событиями вроде тех, что случились с нами. Но один человек вторгся вдруг в наши жизни и разрушил их. Я перестал думать о каких-то юридических тонкостях, о законных действиях. Теперь я дожидался только наступления темноты.
У меня по-прежнему оставался пистолет того бандита. Каким-то образом нам удалось не упомянуть при полицейских об оставленном оружии. Я не хотел, чтобы они расследовали то обстоятельство, что Лоис стреляла вдогонку парню. Возможно, при этом у меня на уме было и еще что-то, потому что в то утро по пути на работу я подкупил к пистолету патронов.
В течение дня меня не особенно беспокоили. Я мог только предполагать, скольким хотелось расспросить о событиях, происшедших прошлым вечером в моем доме, однако это не удалось никому. Пэтти, должно быть, подслушала часть сцены, устроенной Лоис. Вероятно, она отгоняла посетителей от моего кабинета. В этом не было необходимости: я вполне мог бы с ними управиться. Фасад здания не пострадал. Я находился уже вне дома.
На ужин у меня остался недоеденный сэндвич, принесенный мне еще к ленчу. Мне казалось, что я слышу затихающий гул здания, когда люди покидали его, выключая люстры в кабинетах. В пять часов здесь наступал отлив, который действительно можно было слышать: обычный смех уходящих служащих. Прошло уже много времени после пяти, прежде чем я вылез из-за стола. Какая-то мысль неотступно царапалась в моем мозгу, пока я в конце концов не понял, что это была мысль о необходимости позвонить домой и сказать Лоис и Дине, что я немного задержусь. Даже после того, как я осознал суть этого импульса, желание позвонить сохранилось.
Я как раз закончил свои приготовления, когда вошла Линда. Я знал, что она еще здесь. Линда заметила лежавший на столе пистолет. Она увидела, что я переоделся в джинсы, теннисные туфли и легкую куртку. Рука Линды замерла на дверной ручке.
— До тебя уже дошла новость? — спросил я.
— Предполагалось, что ты поговоришь со мною, прежде чем что-то сделать, — сказала она.
— Я еще ничего не сделал.
В нижней части моей куртки, слева, имелся внутренний карман. Я сунул туда пистолет вниз стволом. Из-за этого длинного ствола рукоятка торчала наружу и пришлось прикрепить ее над карманом дополнительной полоской ткани. Куртка сидела на мне довольно неуклюже, но, когда я застегнул молнию, стало вполне сносно.
— Ты кто, Джеймс Бонд? — спросила Линда. — Легкий тон ей не дался. — Тебе нужна помощь полиции, а не это, Марк.
— Дело зашло слишком далеко, чтобы можно было рассчитывать на полицию, Линда. Он целился из пистолета в мою дочь. Что ты сделала бы на моем месте?
Линда продолжала пристально смотреть на меня. Я отвернулся, разглядывая свою куртку во внутреннем зеркале шкафа.
— Я иду с тобой, — сказала Линда.
— Нет.
