– Вот как? – сказал Онгора, стараясь скрыть скачок в своем голосе.
– Просто деловое соглашение, – объяснил Роблс. – Памфлетисты себя оправдывают, потому что их книжечки покупают многие люди, а выпуск их обходится дешево. Но книга – дело совсем другое. Она куда дороже – одно золотое тиснение на переплете и иллюстрации чего стоят. Меня подобное не заинтересует. Слишком много работы. Если Сервантес захочет напечатать книгу, ему придется за нее заплатить.
– А! – сказал Онгора. – Насколько я понимаю, денег у него для подобного предприятия маловато.
– Он слишком в долгах, – сказал Роблс. – И он это прекрасно понимает. Мы с ним договорились об эпизодах, потому что они ничего не стоят ни мне, ни ему.
– Весьма удовлетворительно, – сказал Онгора.
– Возможно, для вас, – сказал Роблс, – но не для Сервантеса. Не его вина, что у него нет денег. Ну и если бы вам все-таки удалось воспрепятствовать изданию его книги, это причинило бы ему великое горе.
– Если бы это как-то касалось меня, – продолжал Онгора, – о чем нет и речи, я бы сказал, что он вполне заслужил это горе, так как он тщился опошлить высшее из всех искусств Испании. Его труд даже ниже труда ремесленника. – Эту поразительную грубость Онгора сопроводил ослепительной улыбкой. Он хотел покарать и Роблса. – И винить ему, кроме себя, некого. К счастью, мое призвание не требует, чтобы я вызвал его на дуэль, иначе в славный для нашей истории день я проткнул бы его, как крысу.
Роблсу оставалось только изумляться ненависти, бившей из этого красивого юнца.
– Следовательно, вы берете назад ваше… – пауза была нарочитой; глаза Роблса были обращены на сумку с золотом в руке Онгоры, – ваше предложение.
Онгора шагнул вперед и бросил золото на прилавок.
– Уничтожь книгу, – сказал Онгора очень спокойно и тихо.
Роблс заморгал.
– Уничтожить?…
Онгора нетерпеливо пожал плечами.
– Сожги набор. Придумай какой-нибудь предлог. Заставь его искать другого печатника.
Это было уже слишком, и Роблс не сдержался.
– Ваше умение судить о людях, видно, совсем прогнило, если вы полагаете, что я обеспечу вас средством для вашей мстительной зависти. – Он презрительно отодвинул золото. – Наймите кого-нибудь еще. Наймите убийцу, потому что, уничтожив книгу, вы не заставите его перестать писать. – Он сухо засмеялся. – Бог свидетель, вы исчадие зависти! И у вас нет никаких иных мыслей, кроме как покончить с ним?
Онгора взял золото и улыбнулся, внезапно успокоившись.
– Ни единой, – коротко сказал он. – И этой цели я останусь верен.
Мгновение спустя его уже и след простыл.
Просьба
Роблсу оставалось только подивиться играм судьбы, когда всего через несколько минут после ухода мстительного поэта к нему вошли Сервантес и Педро. Оба были в веселом настроении, хотя в Сервантесе чудилась хрупкость, хорошо известная многим его друзьям. Переутомление придавало ему бестелесность. Он держал толстую рукопись и гордо положил ее перед Роблсом.
– У моего делового партнера есть к тебе пара слов, – сказал он и отвесил преувеличенно глубокий поклон в сторону Педро, который согнул приподнятую ногу и попытался в ответ поклониться так низко, чтобы смеха ради царапнуть лбом по полу.
– Друг Роблс, – сказал он, – дней много. Не только много дней в году, и много дней в мире, и много дней в жизни…
– Нет, – сказал Роблс.
– Однако, кроме того, есть плохие дни, – продолжал Педро, упиваясь своей речью, – и хорошие дни, тяжкие дни, долгие дни и…
– Нет! – повторил Роблс с раздражением. Ему не нравилось, что он вынужден сообщить неприятную новость.
Оба его друга растерялись.
– У нашего друга плохой день, – сказал Педро Сервантесу, – наш хороший день…
– Замолчи! – сказал ему Роблс, повернулся к Сервантесу и посмотрел ему прямо в лицо. – Сервантес, видимо, ты закончил свою книгу и принес ее сюда мне, так как хочешь, чтобы я ее напечатал. Позволь сказать тебе, и не пойми превратно, – этого не будет. Это невозможно. Я не могу напечатать твою книгу.
Оба они уставились на него с детским непониманием.
– Так это же мы слывем забавниками… – сказал Педро.
– Я не шучу, – сказал Роблс.
– Почему бы тебе не попробовать, – сказал Педро, – и все пойдет на лад.
– Послушай, – сказал Сервантес, – Педро просто острословит. И вовсе не имеет в виду именно тебя.
– Он шут, – сказал Роблс, – но причина, почему я не буду печатать твою книгу, совсем другая.
– Между нами нет долгов… – сказал Сервантес.
– Нет.
– Ни споров, – сказал Сервантес.
– Кроме вот этого, – сказал Педро.
– Нет, – сказал Роблс.
– И недостатка в благодарности и ее выражениях…
– Если ты замолчишь, я объясню.
Педро прижал ладонь к губам, а другой закрыл рот Сервантесу.
Роблс раздраженно покачал головой на его фиглярство.
– Мои причины отчасти политические, отчасти личные. И не думайте их оспаривать.
Педро испустил стон и сказал:
– Ну как мы можем оспаривать или не оспаривать, если ты нам ничего не говоришь?
– Именно это я и пытаюсь сделать, – сказал Роблс.
– Он напечатает его одним памфлетом, и мы прочтем роман уже завтра, – сказал Педро Сервантесу. – Так ведь? – уязвил он Роблса.
– Политические? – переспросил Сервантес. – Но в книге нет ни тени ереси или крамолы.
– Я не могу ее напечатать, – сказал Роблс, повысив голос, – из-за твоих врагов!
Его друзья начали возражать, Роблс их перебил:
– У тебя слишком много врагов, – сказал он.
– Разве это моя вина?
– Разве это его вина? – сказал Педро, кивая на Сервантеса.
– Да, – сказал Роблс.
– Он сказал «да»! – Педро потряс руку Роблса. – Поздравляю! Твое первое «да» сегодня. Тебе стало полегче?
– Если это обдуманное «да», тогда мне хотелось бы услышать, как оно будет доказано, – сказал Сервантес.
В их препирательствах наступило краткое молчание. Сервантес и Педро ждали, пока Роблс справлялся с собой.
– Сервантес, – сказал Роблс, покачивая головой, – жизнь у тебя заколдованная, как я слышал. И чему сам бывал свидетелем. Из чего следует, что ты ведешь опасную жизнь. Неужели ты не понимаешь, что твои так называемые комические эпизоды сеют анархию?
