– Господин Криг позавтракает с нами, малышка.
Молодая женщина вернулась к прерванному делу. Она налила воды в большие резиновые перчатки, сжала обшлага и осмотрела их со всех сторон.
– Что вы делаете? – спросил заинтригованный Юбер.
Ему ответил Хагеманн.
– Я монтер линий высокого напряжения. Это очень опасная профессия. Сейчас приходится работать с напряжением в двадцать миллионов вольт. Нам приходится надевать специальное снаряжение, и перчатки играют в нем важную роль. Их герметичность надо очень тщательно проверять каждый день. Достаточно микроскопической дырочки – булавочного укола – и может пройти ток... В этом случае одна дорога – на кладбище.
Достаточно булавочного укола... Юбер посмотрел, как Фрея заканчивает проверку. Потом он сел за стол с Хагеманном, продолжавшим говорить об опасностях своей профессии и о грандиозных работах по электрификации, ведущихся в районе.
Фрея приготовила им плотный завтрак. В ее присутствии Хагеманн избегал всяческих намеков на их договор; значит, она не была в курсе шпионской деятельности отца.
Они поели. Хагеманн встал и прошел в соседнюю комнату.
– Оставляю вас на минуту с моей дочерью. Будьте серьезны.
Он закрыл за собой дверь. Фрея тут же подошла к Юберу и быстро поцеловала его в губы.
– Вы умеете заваривать чай, – громко сказал Юбер.
Хагеманн закричал:
– Фрея! Где мои чистые носки!
– О! – сказала девушка. – Всегда одно и то же. Ты никогда ничего не находишь!
Она ушла в комнату. Юбер остался один. МАЛЕЙШИЙ БУЛАВОЧНЫЙ УКОЛ. Он взял со стола острый нож, схватил перчатки и проткнул их одну за другой.
Ему понадобилось не больше десяти секунд. Когда Фрея вернулась, он стоял у окна и смотрел на улицу.
Девушка подошла к нему и прошептала:
– Сейчас, у тебя?
Ей понравилось.
– Да, – ответил он, – хотя я бы предпочел поспать.
Они громко заговорили о ничего не значащих вещах. Потом немец вышел, взял свои перчатки и сунул их в сумку, где находились другие предметы его экипировки.
– Я ухожу, – сказал он, целуя дочь.
Юбер вышел вместе с ним. Они расстались в конце переулка.
– Счастливого дня, – сказал Юбер.
– До вечера. Вам везет, что вы можете отдохнуть.
Юбер смотрел ему вслед. Этот, несомненно, не вернется живым... Двадцать миллионов вольт. Малейший булавочный укол...
Юбер пошел в дом и разделся. Он ложился в постель, когда пришла девушка... Любовь... Смерть...
Никто ничего не мог сделать. Он помог Фрее снять одежду.
7
Они встали около часу дня, чтобы пообедать, потом Фрея захотела лечь снова. Решительно, она входила во вкус, к тому же Юберу она отдалась уже не девственницей. А сам он думал, что заниматься любовью с красивой девушкой – такой же разумный способ проводить время, как и любой другой.
Единственным неприятным моментом было то, что отец юной особы, чье обнаженное тело прижималось к нему, в это самое мгновение вполне мог погибнуть, и погибнуть по вине Юбера.
Но можно ли было поступить иначе? В делах такого рода ставкой был мир, не меньше. Можно ли колебаться, жертвуя одной-единственной жизнью, чтобы избавить от угрозы миллионы жизней? Юбер даже не задавал себе этот вопрос, он был решен заранее и уже давно.
С другой стороны, Лени Хагеманн был шпионом, солдатом невидимой войны, он сам в этом признался. Так что он не был невинной жертвой. Слишком пристально заинтересовавшись Юбером, он подверг его жизнь опасности. Может быть, он даже собирался обокрасть его, после того как получил бы то, что хотел, чтобы одному иметь выгоду от операции. Таковы правила борьбы. В шпионаже разрешены все удары. Каждый это знает.
Значит, Юбер, согласно кодексу, принятому в кругах разведки, находился в состоянии законной самозащиты. Он должен был убить, чтобы не погибнуть самому.
Было около пяти часов, и день клонился к закату, когда в начале улочки остановилась машина. Хлопнули дверцы. Послышались голоса. Кто-то спросил, где живет фрейлен Хагеманн.
Юбер поднялся на локте.
– Тебя зовут, – сказал он Фрее.
Она не слышала. Ему пришлось толкнуть ее, чтобы заставить встать. Шаги уже звучали под окнами.
