США? Маловероятно. Мистер Смит не мог бы ему доверять.
Ученый стал потирать руки; этот жест, должно быть, стал для него привычным.
– Когда вы меня разбудили, я был совершенно оглушен снотворным... Я... Я забыл фразы пароля... Идиотизм, но это правда... Уже некоторое время это происходит со мной довольно часто... Провалы памяти... Я забываю имя, формулу... О! Не навсегда, потом я вспоминаю, но все-таки это очень неприятно...
– Продолжайте, – сказал Юбер ледяным голосом.
Монтелеоне заерзал в своем кресле; ему, очевидно, было трудно оставаться неподвижным.
– Так вот... Понимаете, я не знал, кто вы на самом деле... Я не смог заснуть, жутко плохо себя чувствовал из-за снотворного... Я не знал, что делать... Если я промолчу, а это окажется ловушкой МВД, я пропал... Я провел ужасные часы. Наконец, почти убедившись, что вы провокатор, я решил проинформировать полицию, но воспользовался тем, что был под действием снотворного, чтобы сказать не все и оставить вам выход, если бы вы действительно оказались тем, за кого себя выдавали...
Юбер улыбнулся.
– Не пытайтесь меня одурачить, – посоветовал он. – Я прекрасно понимаю, почему вы так поступили... Исключительно в собственных интересах, чтобы не быть втянутым слишком далеко. Обвиненный вами в шпионаже, я вполне мог потянуть вас с собой, рассказав, при каких обстоятельствах вы перешли Рубикон.
Монтелеоне стал пунцовым.
– Теперь, – жестко заговорил Юбер, – шутки кончились. Вы сделаете то, о чем я вас просил, иначе я утоплю вас вместе с собой.
– Не обвиняйте меня, – взмолился итальянец. – С того момента, когда я убедился, что вы действительно посланец мистера Смита, я думал только о том, как бы вам помочь...
– Правда? – сыронизировал Юбер. – Самое время!
– Да, я понял, когда они поставили меня лицом к лицу с вами, чтобы попросить вас опознать. Тогда я стал быстро думать, ища способ вас спасти...
– Может быть, это вы организовали мой побег? – насмешливо спросил Юбер.
Ученый с силой потер ладонями лицо.
– Я понимаю вашу горечь...
– А я понимаю, что мог оставить там свою шкуру. Я не говорю о том, что я там вынес.
Монтелеоне положил руки на колени и наклонился вперед.
– Позвольте вам объяснить... Вы слышали, как я, прежде чем выйти, попросил у комиссара Григорьева разрешения поговорить с ним наедине?
Юбер вспомнил эту деталь.
– Вот что я сказал Григорьеву... Я ему сказал, что узнал вас... Что вы Хельмут Вайссенфель, один из ученых, работающих в Хантсвилле под руководством фон Брауна и что там я и познакомился с вами; что вы один из создателей 'Ю.Д.М.Г.'[8] Я ему сказал, что вы были чем-то вроде сорвиголовы, человеком без идеалов и совести, живущим только ради научного поиска...
Теперь Юбер понял, почему допрос был прерван и почему затем с ним обращались так мягко.
– Они подумали, что смогут меня использовать у себя на службе?
Монтелеоне улыбнулся, явно подбодренный сменой настроения своего собеседника.
– Я хотел, чтобы они сами пришли к этой мысли. Короче, Григорьев меня об этом спросил. Я ответил, что, на мой взгляд, у вас никогда не было другого идеала, кроме науки, и что, имея выбор между приговором за шпионаж и работой на СССР, вы не станете долго колебаться. Затем Григорьев спросил меня, соглашусь ли я сделать вам такое предложение. Я ответил утвердительно.
Юбер мягко кивнул головой. Веселая улыбка растянула его полные губы.
Монтелеоне моргнул, и Юбер понял, что не в его интересах запугивать ученого.
– Они это не проверят, пока не будут иметь причин для сомнений...
– Конечно. Все же я благодарю вас за попытку вытащить меня из передряги.
– Вам не за что меня благодарить.
– Но теперь это уже все равно. Вам остается только передать планы, как мы договорились, и все закончится. Я постараюсь удрать отсюда, как можно скорее.
Монтелеоне со смущенным видом опустил голову.
– Я не могу дать вам планы, это невозможно.
Юбер нахмурил брови.
– Что вы мне рассказываете?
Ученый развел руками, чтобы выразить свое бессилие.
– Я здесь ни при чем, но я иностранец... Мне запрещен доступ к сейфам, где хранятся планы. Когда я хочу получить какой-либо документ, он должен быть мне по-настоящему необходимым, и мне приходится просить его у профессора Шкловского.
