склонность все усложнять. Как бы там ни было, Мария была просто вне себя от радости.
– Что же тебя натолкнуло на эту мысль? – спросил я, чувствуя, что и мое настроение тоже поднялось.
– Эрни объяснил мне, как важно было простить моего отца и братьев. И сразу все переменилось.
Я поздравил Эрни с такой замечательной идеей.
– Это не моя идея, – ответил Эрни. – Это идея прота.
Рассел, похоже, был растерян и не знал, что и думать.
– Этот человек изгоняет наших демонов силой Вельзевула, принца дьяволов, – пробормотал он неуверенно и поплелся прочь.
– Я ухожу туда, конечно, только на время, – сказала Мария, провожая его взглядом.
– Почему только на время?
– Когда прот вернется, он возьмет меня с собой!
БЕСЕДА ПЯТНАДЦАТАЯ
В воскресенье поздним утром Карен вместе Ромашкой отбыли в Адирондакс. У Ромашки настроение было замечательное, точно как у Марии два дня назад, – она прекрасно знала, куда они держат путь. Я пообещал к ним присоединиться через неделю-другую.
Фишка, по горло утопший в своей работе спасателя, поразмыслив, решил, что проводить время со своими старомодными «предками» ему вовсе ни к чему, и переехал к своему приятелю, родители которого только что уехали в отпуск. Оставшись один в доме, я решил, что лучше мне на время переселиться в гостевой номер при больнице.
В тот день я чуть не опоздал на встречу с протом. День был безумно жаркий, кондиционеры не работали, и я весь обливался потом, тогда как проту эта жара, казалось, была нипочем – он просто взял и разделся до трусов. «Ну прямо как дома», – прощебетал он. Я включил свой маленький вентилятор, который держал на пожарный случай, и мы занялись делом.
К сожалению, из-за неполадок в магнитофоне, которые я обнаружил только в самом конце, не могу представить содержание этого интервью дословно. Перед вами лишь краткое описание нашей беседы, основанное на моих попутных потных заметках.
Пока прот уничтожал неимоверное количество черешен и нектаринов, я подложил ему список вопросов, посланных мне по факсу Чарли Флинном. Я уже успел внимательно прочитать все пятьдесят тщательно подобранных вопросов, но, поскольку они носили чисто научный характер, меня в то время не слишком интересовали его ответы (если они вообще у него были). На один из них я и сам мог ответить: путешествие со светом осуществляется с помощью зеркал. Прот же при виде их слегка улыбнулся и заткнул лист за резинку трусов, рядом со своим неизменным блокнотом.
Не успел я ему это предложить, как прот уже нашел пятно на стене и мгновенно погрузился в глубокий транс. Я не стал терять ни минуты и, отпустив прота, попросил вызвать на разговор Роберта. Мой собеседник тут же сник. Он весь как-то съежился и стал медленно сползать с кресла, под конец чуть с него не свалившись, и в такой позе оставался до конца нашей беседы. Но о чем бы я ни заводил речь – о смерти его отца, отношениях с друзьями (хулиганом и его жертвой), работе на бойне, местонахождении его жены и дочери, – ничто не вызывало в нем ни малейшего отклика. Я осторожно заговорил о поливалках на лужайке, но и эта тема не тронула его ни на йоту. Казалось, Роберт заранее подготовился к противоборству, и что бы я теперь ни сказал, ничто не могло его вывести из этого состояния кататонии. Я испробовал все известные мне профессиональные маневры и любительские трюки, не побрезговав даже выдумкой фактов, которые мне якобы рассказал прот, а в конце даже обозвал его бесстыдным трусом. И все совершенно без толку.
Однако, когда я завел речь о его семье и друзьях, мне кое-что пришло на ум. Я снова вызвал прота и, когда тот вернулся, почувствовал большое облегчение. Я спросил его, согласится ли Роберт поговорить, если не со мной, то хотя бы с кем-нибудь другим. После минутного молчания прот ответил:
– Скорее всего он согласится поговорить со своей матерью.
Я стал умолять его помочь мне ее разыскать. Сказать мне, как ее зовут, где она живет. И снова, после недолгого молчания, прот сказал:
– Ее зовут беатриса. Это все, что я могу вам сказать.
Перед тем как разбудить его, я решил попробовать еще один выстрел вслепую.
– Какая связь между поливалками для газона и тем, что случилось с Робертом семнадцатого августа 1985 года?
Вопрос этот вызвал у него искреннее недоумение (точно такое же, как и у незагипнотизированного прота), и в то же время не видно было ни малейших следов паники, которую тогда, Четвертого июля, вызвали включенные моей женой на заднем дворе поливалки. В полном отчаянии я разбудил прота, вызвал наших преданных охранников и очень неохотно отправил его назад во второе отделение.
На следующий день Жизель доложила мне, что почти всю прошлую неделю она вместе со своим другом провела в Исследовательской библиотеке в поиске и чтении статей, опубликованных летом 1985-го в маленьких городках (в тех, что имели скотобойни), но пока безуспешно, правда, еще предстоит просмотреть две большие коробки с микрофильмами. Я рассказал ей о том немногом, что успел разузнать. Жизель усомнилась, что имя матери Роберта сильно им поможет, но тут ей пришла в голову идея.
– А что, если нам просмотреть дела за 1963 год, когда умер его отец? Вдруг нам попадется некролог человека, чью жену звали Беатриса, а шестилетнего сына – Роберт… Черт! Почему я до этого раньше не додумалась?
– Что ж, – согласился я. – Сейчас стоит пробовать все, что угодно.
За выходные дни Чак собрал все эссе на тему «Почему я хочу отправиться на КА-ПЭКС». И такое эссе написал не только почти каждый из пациентов, но и кое-кто из вспомогательного медицинского персонала, включая Дженсена и Ковальского. Случилось, что как раз на это время выпала моя очередная беседа с Бэсс, и во время нее я спросил Бэсс, почему она не участвовала в конкурсе.
