золота, утверждая, что это вопрос справедливости (!), вопрос принципа. Он требует выдать «сосуды или негодяя»… если только Равенна, конечно, не предпочтет войну!
Посоветовались с Аэцием и Галлой Плацидией. Оба едины в своем мнении: это каприз и вместе с тем политический ход. Аттила собирается принять высокое посольство Восточной Римской империи, и для полноты собственной славы он хотел бы в то же время встретить высокопоставленных послов Западной Римской империи. Свидетельство почтения, богатые дары, комплименты Валентиниана III, выраженные тестем одного из самых приближенных министров самого Аттилы, все уладят.
Ничего не уладилось. Подарки Аттила принял… и сам одарил послов не менее щедро! Единственное, что, по-видимому, доставило ему настоящую радость, — возможность видеть перед собой Константа, присланного другом Аэцием, да и то, наверное, лишь потому, что тот оказался толковым посредником между ним и могущественным римским патрицием. Приемы в честь гостей следуют бесконечной чередой: во дворце Аттилы, во дворце Онегеза, во дворце Ореста. Но не у Керки. Она тяжело больна. Аттила разрешает им свободно перемещаться по подвластным ему землям. Но в главном он тверд: «Сосуды или негодяя!»
Ромул решает, что пришло время возвращаться. Дело будет, вне всякого сомнения, решено Аэцием и Аттилой при посредничестве Константа. Но порядка ради Ромул все-таки спрашивает перед отъездом: «Что я могу передать моему императору?» Следует неожиданный ответ: «Скажите, что я приеду с ним повидаться».
Как это понимать? Угроза? Нет, только не после такого приема! Аэций, конечно, прав: вопрос в тщеславии Аттилы, который хочет быть с почестями принят самим императором в Равенне.
И прощание получилось очень теплым.
Несчастья сыпались одно за другим. Умирает Керка. Аттила в отчаянии. Он приказывает сжечь красивый деревянный дворец почившей королевы-императрицы. Из Константинополя поступают соболезнования от Максимина и Константа, который обосновался там подле богатой супруги и перестал быть посредником в делах с Аэцием. На эти послания Аттила отвечает. И Аэций прислал свои выражения дружбы и сочувствия в постигшем горе. Аттила не ответил ему!
Спустя несколько месяцев, а может, и всего несколько недель, скончалась при родах вторая жена, дочь Эскама. Констант лично доставляет соболезнования Максимина и самой Пульхерии! Аттила направляет прочувствованное ответное письмо. Приходит послание от Аэция — Аттила не отвечает!
Констант с большим удивлением узнает, что император гуннов тайно направляет в Галлию своих эмиссаров. Неужто Аттила, будучи в расстроенных чувствах, отступил от своей привычной осторожности, так что его переговоры стали известны Константу! Нет никаких сомнений: Аттила вступил в сношения с багаудами, оказывает им поддержку, хочет всколыхнуть всю Галлию, помогая мятежникам против власти римлян, то есть власти Аэция! Некоторое облегчение он испытал лишь тогда, когда Аттила — наконец-то! — дал ему тайное поручение к Аэцию.
Пришло время узнать, что же произошло. Восток усмирен и продолжает платить. Запад еще предстоит покорить, и Аттила к этому готов. Но между двумя «друзьями» заключен договор — гласный или негласный — и гунн должен знать о намерениях панноно-римлянина. Хочет ли он захватить Восток, который не сумеет выйти из игры, когда Феодосий умрет или вынужден будет отречься от престола? Пойдет ли он на раздел Запада с Аттилой, который удовлетворится Галлией и отдаст взамен Паннонию и завоеванные земли Фракии и Фессалии, прилегающие к Константинополю? Или он согласен по римской традиции двух августов на другой раздел, на управление каждый своей частью, которую предстоит определить, или на совместное владение всеми объединенными землями огромной страны?
Констант едет и возвращается с известием, что Аэций доволен существующим положением вещей, считая, что у каждого из них, у него и Аттилы, есть чем заняться для поддержания порядка на подвластных им территориях. К тому же, если Аттила носит титул императора, то он, Аэций, пока еще только патриций, ему нужно время, чтобы усилить свою власть. Он предоставляет Аттиле свободу действий в Восточной империи, если у того есть желание и средства вести борьбу, но все другие планы ему кажутся опасными или, во всяком случае, преждевременными.
Аттила все понял. Аэций связывает все надежды с женитьбой своего сына Гауденция на дочери Валентиниана III и хочет один и только один завладеть всем Западом, без войны, даже без каких-либо усилий, прочие же великие проекты им забыты. Аэций в своем эгоизме забыл все оказанные ему услуги, он забыл Роаса, забыл войска гуннов, пришедшие на помощь Иоанну Узурпатору, он забыл, как гунны помогли ему вернуться с триумфом из ссылки!
Это предательство, и он дорого заплатит! Как и другие. Как все те, кто встал на пути Аттилы к славе и величию и противится его воле.
Конечно, это всего лишь предположение, но насколько правдоподобное! Защитники Аэция утверждают, будто тот все осознал и решил порвать все прежние связи, стремясь не допустить новых варваров в и так уже переполненную ими Западную империю. Или того лучше: он будто бы никогда не принижал гордое имя «последнего римлянина» и вел хитрую игру с Аггилой, выжидая удобный момент, чтобы покончить с ним навсегда. Факты сами подскажут, как все было на самом деле.
Конец 449 года и начало 450 года были невероятно насыщены драматическими событиями. Как и в последние десятилетия четвертого века, люди принимались говорить о конце света, опасаясь, что «мерзость запустения» уже наступила. Тот, чья греховная жизнь не оставляла надежд на милость Всевышнего, старался насладиться последними деньками, окончательно махнув рукой на человеческие законы и мораль. Страна все глубже погружалась в анархию. Богатые погрязли в роскоши и проводили время в бесконечных оргиях. Обездоленные решили, что настал час расплаты, и повсеместно поднимали восстания. Отшельникам вдруг оказалось непросто найти уединение, столько обнаружилось жаждущих их благословения и слова утешения. Блаженные, ясновидящие и всякого рода предсказатели наводняли города и села, собирая толпы народа, если только местный епископ, не осененный, в отличие от них, благодатью господней, не выставлял их за ворота.
В начале 450 года сильнейшие землетрясения сеют панику в Испании, центральной, южной и юго- западной Галлии. Упоминания о катастрофах можно найти во всех древних хрониках. Этот год стал необычайно урожайным на природные катаклизмы: наводящие ужас кометы, падающие метеориты, опустошительные ураганы, кровавые закаты, грозы и пожары — полный набор декораций конца света.
Но на этом страхи не закончились. Серватий, святой епископ из бельгийского города Тонгра, направился в Рим на могилы апостолов Петра и Павла испросить совета, как это уже пытались сделать другие епископы лет за шестьдесят до него. Он хотел узнать у святых, постигнет ли его приход, его страну и соседние государства великий гнев Господень и как можно было бы заслужить прощение. И на сей раз — хронисты в этом совершенно уверены, взять хотя бы Павла Диакона — апостолы дали ответ: Галлия будет отдана на разорение гуннам — вершителям воли Господней, все города будут разрушены, но сам Серватий за свою великую веру почиет с чистой душой до того, как возмездие постигнет заблудших.
Мрачное пророчество! Тем не менее оно могло бы заинтересовать римские легионы в Галлии: орудием небесного возмездия назывались гунны, а не, скажем, вандалы, аланы, свевы, бургунды, франки или вестготы, уже давно опустошавшие североафриканские провинции, Испанию, Аквитанию, Гельвецию, Савойю, берега Рейна и Мааса. Примечательно, что в разгар тяжелой партизанской войны с багаудами и попыток примириться с франками Аэций, против своего обыкновения, не предпринимает попыток призвать Аттилу для восстановления порядка. Намечается противостояние двух старых друзей.
Когда умер Гриномер, вождь одного из больших франкских племен между Рейном и Неккаром, два его сына, смертельно ненавидевшие друг друга, не смогли договориться о наследстве и разделили «королевство», но и таким способом не сумели положить конец раздорам. Один из принцев, Рамахер, вступает в переговоры с Аэцием, и тот его усыновляет! Аэций распространяет римский протекторат на его территорию. Старший сын, Вааст, не замедлил обратиться к Аттиле, который признал его «независимым вождем» своего государства в составе Империи гуннов. Хотя Рамахер и сумел при помощи римлян потеснить брата, Вааст прочно удерживал территорию, прилегавшую к Рейну, что позволяло беспрепятственно переправиться через реку. Назревало противостояние Аэция и Аттилы.
Король вандалов Гейзерих, захвативший Карфаген и разбивший римлян, почти всегда одерживавший победу над римлянами в Африке, мечтал объединить всех варваров Римской империи под своей властью и своей религией — арианством. Он женил своего сына Гунериха на дочери вестготского короля Теодориха I,
