Еще в одном воззвании Булавин приказывает по всем станицам одной половине казаков идти к нему в войско, другой — оставаться по своим куреням; и «стоять им всем вкупе... для того, что зло на них помышляют, жгут и казнят напрасно злыя бояря и немцы и вводят в них еллинскую веру». Это — уже обращение к донскому казачеству, напоминание о жестокостях и насилиях, которые творили на Дону Юрий Долгорукий и другие каратели. Звучит мотив защиты исконных прав и вольностей «старого поля» — Войска Донского:
— А ведаете вы, атаманы-молотцы, как деды наши и отцы положили и мы породились, прежде сего старое поле крепко было и держалось. А ныне те злые супостаты старое поле все перевели и ни во что почли. И чтоб нам старое поле не потерять.
Если выше в письме Булавина шла речь о русских городах и деревнях, жителям которых оно и направлялось, то в этом — о донских городках по Дону, Хопру, Бузулуку, Медведице. С самого начала нового, более широкого и мощного, этапа движения Булавин идет на энергичные меры — призывает включиться в него и жителей русских уездов, и донских казаков.
Булавинские листовки появлялись в тамбовских и прочих местах, по донским станицам. Тамбовский воевода Данилов сетует в письме Волконскому, козловскому воеводе:
— Танбовских сел у соцких и у лутчих людей есть такие ж воровские прелестные письма, и убираются они в леса. А из сел служивые люди в город не бывал ни один человек, только пришли пешие, и те без запасов, а запасу не везут.
Картина очень выразительная: богатые («лутчие», сотские) крестьяне бегут в леса, боясь повстанцев; обстановка в селах такова, что их владельцы — дворяне («служивые люди»), и то в небольшом числе, приходят в свой уездный город Тамбов без лошадей и запасов. Ясно, что виной тому — масса крестьян, сочувствующих Булавину или присоединяющихся к нему.
Игнатий Соколов, козловский подьячий, побывавший в селах Никольском и Михайловском, к северу от Пристанского городка, услышал от козловца же, Агея Чалова:
— В то время в хоперском козачьем в Пристанском городке в сборе козаков тысяч с 20 да колмык тысячи с 2. А итить им, козакам и колмыком, под Танбов да под Козлов и под иные городы.
В Михайловском подьячий испытал потрясение:
— В то же время хоперских козаков с 35 человек с ружьем и с знаменем меня, поймав, свезали и велели честь их воровское письмо тамошним михайловским жителям всем вслух, в котором письме писано: которые у вас есть дворяне и подьячие, и тех бы, перевезав, прислали к нам в Войско. А меня, подьячего, и бывших со мной стрельцов ограбили. И говорили михайловским жителям, чтоб они служили с ними, казаками, заодно; нам-де то и служба, что вывесть прибыльщиков да немцев и обидников. И они, михайловские жители, им, ворам, сказали: о том у вас и милости просим. И дали они, михайловские жители, им, ворам, верное письмо. Они же посланных к ним подьячих, стрельцов вязали и били и хотели посадить в воду. И хотели они, михайловские жители, ехать в тот Пристанский городок к крестному целованию, что им с ними, воровскими казаками, быть заодно.
Действия булавинцев сильно встревожили черкасскую старшину. Лукьян Максимов присылает в Троицкое Толстому своего близкого помощника Ефрема Петрова. Тот «втайне» передает азовскому губернатору копию прелестного письма Булавина. Сообщает, что подобные «листы» Булавин рассылает во все стороны; он же направил в Донецкую станицу своих посыльщиков за пушками и казной, осадил Правоторовскую станицу. Из рассказов Ефрема Петрова следует, что среди верховских казаков нет единства: одни, очень немногие, во главе с походным атаманом Селиваном Изваловым пошли против калмыков; другие, около 1,7 тысячи человек — под Саратов; третьи, человек с 300, в том числе Андрей Рубец, Лука Хохлач, — в Пристанский городок. Отсюда они разослали письма по всем станицам, чтобы их представители, по 20 человек «лутчих людей» от каждой, съезжались в Пристанский городок «на совет».
Большой съезд, или совет, казаков собрался несколько дней спустя после приезда Булавина в Пристанский городок. Обсуждали план дальнейших действий. Его предложил Булавин:
— Господа казаки! Пришла пора отомстить за кровь и мучения, которые мы терпели в прошлом году от московских бояр и старшины черкасской. Вы помните, как секли и казнили нашу братью казаков, старожилых и новоприхожих, насиловали жен и дочерей, вешали младенцев по деревьям. Лукьян Максимов ходил на нас походом, а перед тем сам велел убить Долгорукого; и в кругу в Черкаском при нем казаки говорили, чтоб побить бояр и иноземцев.
— Знаем! Знаем!
— Помним хорошо!
— Ты, Кондрат, говори, что делать!
Булавин чувствовал единодушие и поддержку собравшихся. Потому без колебаний предложил:
— Итти нам всем войском на Черкаской, чтоб тех старшин-изменников взять и казнить до смерти. Любо?
— Любо! Любо!
— Правильно!
— А пойдем сухим путем и водным. Для того походу изо всех станиц по Хопру, по Медведице, по Бузулуку и по Дону, вверх и вниз, по половине казаков итти с нами в Войске вниз до Паншина городка. А, съехався в том Паншине, пойдем на Черкаский остров. По всем станицам послать о том письма. А теперь — о старшинах и полковниках, есаулах и знаменщиках.
— Сам называй, атаман!
— Кто тебе надобен, тех и бери!
— Полковниками быть Василью Строке, Мартыну Чекмарихину, Ивану Шуваеву.
Потом избрали четырех есаулов, нескольких знаменщиков. Хохлача с сотней казаков выделили для отгона лошадей из-под Тамбова.
Черкасакая старшина тоже созывает круг. Он приговорил: войсковому атаману Лукьяну Максимову с казаками из Черкасска и всех городков, по половине из каждого, выступить 28 марта в поход против Булавина.
Повстанцы начали активные действия. Булавин остановил на Хопре плоты, шедшие в Азов, велел казнить начальника, а 200 загонщиков включил в свое войско. Продолжаются нападения повстанцев на помещичьи и дворцовые деревни Тамбовского, Козловского, Борисоглебского уездов, по реке Битюгу. Они действуют у Саратова, планируют походы на Тамбов, Козлов, Пензу, Инсар, Верхний и Нижний Ломовы, Азов, Троицкий и другие города.
Местные и центральные власти, черкасская старшина ведут частую переписку, принимают меры по охране морского флота, городов, которым угрожают восставшие, собирают силы для борьбы с ними. Лукьян Максимов и старшина послали войско во главе с Зерщиковым против «бунтовщиков», которые подняли восстание в Обливенской, Герасимовой, Беловодской станицах, «для искоренения их». Острогожский полковник И. Тевяшов шлет донесения: в Бахмуте пойман атаман Щербаков, товарищ Булавина; они встречались на речке Лугани; у первого было 200 казаков с Медведицы, у второго — 150 запорожских казаков. Булавин звал Щербакова в верховые городки, то есть, очевидно, в Пристанский городок.
В тамбовских местах повстанцы — казаки, калмыки, татары и черкасы («называютца запороцкими казаки») — «с великим собранием з знамены и с копьи и со многим огненным боем» разорили помещичьи, монастырские и дворцовые деревни Большую и Малую Грибановки, Кара-чан, Русскую Поляну, Самодаровку, Катасопово. Возглавлял восставших казак Иван Самойлов; «а говорят, чтоб им в сей неделе быть к Болаве (Булавину. —
Волконский из Козлова в доношении царевичу Алексею Петровичу, который повелением отца остался в Москве ведать всякие дела, пересказывает тревожные вести о событиях на Дону. Восставшие, по его словам, призывают к себе тамбовцев и жителей новопоселенных деревень Тамбовского и Козловского уездов. Многие тамбовцы пристали к ним, другие ушли по домам, не готовят лесные припасы для строительства флота; «а иных деревень жители говорят, что они донскова суда», то есть заявили о своем подчинении не царским и вотчинным властям, а донским, повстанческим.
