Булавин

— Ну, ладно. Хочешь ты и твои товарищи с нами итти, бить воров-старшин в Черкаском? Если хотите, — Булавин обратился ко всем спутникам Кокорева, — идите собою. Я не неволю.

Один из станичников остался с Булавиным, а Кокорев и семь других не захотели, ушли своей дорогой. Волынский выслушал его слова с одобрением, спросил:

— Что те воры говорят о своем походе?

— Говорят, что идут они, Булавин с товарищи, на низ до Черкаского старшин побить за то, что они ево, Булавиной, станицы товарищей многих переказнили, и побили, и городки разорили и пожгли за убивство посланных с Москвы розыщиков Долгорукого и иных.

— А лошадей, которые с тобой были, не тронули?

— Отняли, господин полковник. И государевых артиллерных, и наши, станичниковы.

Кокорев сказал и о действиях Хохлача: отгоне лошадей с тамбовского драгунского двора, разорении воронежских сел и деревень по Битюгу. А Пристанского городка поп с «воровскими казаками», по его словам, поехали в город Борисоглебск «для разоренья», хотели взять в нем «пушки и всякий полковой снаряд; а борисоглебский воевода... ушол», то есть бежал, бросив город.

Тамбовский солдат Иван Шишкин, тоже побывавший в Пристанском городке, видел, как казаки пригнали из Тамбова лошадей, разделили их — по две лошади на каждого из 180 повстанцев; «а иных и продавали».

Козловцы Дементий Сушков и Тимофей Кусов «посланы были в хоперские городки тайным обычаем, шпионами, для подлинного уведомления про бунт и всякое злое дело тамошних хоперских казаков Булавина с товарищи». Они подтвердили сведения о его выступлении в поход в Черкасск «для истребительства войскового атамана и старшин, бутто за их неправду»; с ним пошли казаки изо всех хоперских, бузулукских, медведицких и иных речек городков, из каждого — по половине, «а бурлаки все»; тамбовцы-плотовщики «с ними соединились».

Сушкова и Кусова козловский воевода тоже спрашивал о планах Булавина. Те ответили:

— Хотят они, взяв Черкаской, итить разорять Азов, а потом до Москвы. А в Азове и на Москве и во всех городах вывесть им бояр, да прибыльщиков, да немцев.

Те же шпионы по хоперским и иным городкам не раз слышали разговоры среди казаков, которые сами называли «прелестью», то есть прельщением: выдавая желаемое за действительное, повстанцы и их сторонники, сочувствующие, передавали из уст в уста, будто в Козлове и Тамбове «побили до смерти» воевод Волконского и Данилова, а жители обоих городов сдались и все с восставшими заодно. А по ним, булавинцам, «пушка ни одна в Козлове и в Танбове не разродилась (не разрядилась, не выстрелила. — В. Б.), но только де с полки схватывало». Все эти слухи — не что иное, как рождающаяся на глазах народная легенда, наподобие тех, которые появились при Разине, в бурные, грозовые дни второй Крестьянской войны (Разина ни пуля не берет, ни ядро не тронет). В дни третьей крестьянской войны, а восстание становилось, и чем дальше, тем больше, именно такой войной, поскольку в нее включались массы крестьян, горожан, работных людей и других простых людей, происходило то же самое — опоэтизирование в глазах народа действий и мыслей его защитников — повстанцев, их образа.

Очень интересны сообщения Сушкова и Кусова о «письмах», которые слал Булавин «из походу» к Хохлачу и его казакам, оставшимся на Хопре:

— Чтоб вы ныне хлеба не сеяли и не пахали и из городков никуда не отлучались, а были б в собрании и к службе в готовности. А пришлых с Руси беглецов примали со всяким прилежанием, а против прежней обыкности с них, беглецов, деньгами, и животами (имуществом. — В. Б.), и вином не брали для того, чтоб больше к нам в хоперские городки беглецов шло.

— А новые беглецы, — спросил Волконский, — к ним идут?

— Идут многое число с Руси по разным дорогам. Мы их встречали неединожды. И таковых беглецов они, хоперские казаки, по половине посылают к нему, Булавину, вслед.

— А как ныне в Пристанском и других хоперских городках?

— Посылают от себя воровские партии, которые призывают к себе жителей городков и русских сел и деревень. Человек с 300 казаков, а имянно один из них — козловец Микишка Беляев, которой из Козлова обежал, приехав в новопостроенный город Бобров, что на реке Бетюке (Битюге. — В. Б.), тамошнего воеводу и подьячих и бурмистров били и грабили, и пытали, и лошадей государевых отогнали, и колодников роспустили. А Козловского уезда такайских трех селищ жители к их воровскому делу склонились и выбрали против козацкой обыкности атамана и есаулов. А на такое злое дело их возмутили и к вере в то зло приводили козаки, а имянно Беляевского городка Зиновьев сын Борыбина, а как зовут — не знают, с товарыщи.

Известия о приходе восставших в Бобров подтвердил воевода города Доброго Федор Ляпунов в отписке Волконскому: в конце марта человек 200 восставших вошли в бобровский острог (крепость), били и грабили воеводу, попа, подьячих, бурмистра. Многие тамошние жители по наговору «воровских казаков» пошли с ними. Повстанцы взяли государеву казну, лошадей, выпустили колодников из тюрьмы.

В начале апреля Волконский приехал в Тамбов. Здесь явился к нему Григорий Курепонов — станичник из села Кузьминой Гати Тамбовского уезда. Поведал князю немало нового и важного о булавинцах:

— Был я 1 апреля на Хопре в Пристанском городке для покупки соли. И того городка казак Тимофей Верещагин с товарищи сказывали мне, что их городка коренные все казаки пошли с Кондрашкою Буловиным с товарищи в Черкаской убить атамана Лукьяна Максимова для того, что он, Лукьян, взял с бояр 7000 рублей за то, что им с реки Хопра и с иных их речек выдовать казаков за 15 лет (тех, кто бежал на Дон за 15 лет до начала восстания, т. е.. примерно до азовских походов, что соответствует действительности. — В. Б.).

— Что еще говорили тебе казаки?

— Сказали, что посланные от него, Булавина, воровские казаки отгонных лошадей ис Танбова и пограбленные котлы, приехав, под Пристанским городком на степи розделили.

Далее Курепонов рассказал о походах повстанцев на Битюг, Борисоглебск. По дороге на Хопер, на речке Исапе, встретились ему два казака, сказались — из Михайловского городка, ездили в деревню Коростелеву «для отъему лошадей, чтоб им к Кондрашке Буловину было на чем ехать». Еще более интересной оказалась встреча с другим казаком, которого какой-то подводчик вез до той же деревни Коростылевой:

— Те двое казаков из Михайловского городка, — продолжал говорить Курепонов Волконскому, — сказали о том казаке, что он послан от Кондрашки Булавина с письмами в Суздаль к царевне Софье Алексеевне для того, что от нее к ним, Кондрашке и к воровским казакам, письма были ж. И велели он, Кондрашка, с воровскими казаками тому казаку до Суздаля с письмами пройтить с иконою, чтоб ему и письмам траты какой не учинилось. А о каком деле те письма, про то я не ведаю.

Память о царевне Софье Алексеевне, как видно, жила в народе еще со времен восстаний в Москве 1682 года и под Москвой 1698 года, когда их участники смотрели на нее как на «добрую» правительницу. И теперь, в пору нового взрыва недовольства против «плохих» правителей — бояр, снова вспомнили о ней. Правда, Софья умерла года за четыре до описываемых событий. Но булавинцы то ли не знали об этом, то ли скорее их это особенно и не интересовало; главное здесь — посылка писем к «заступнице» простых, обиженных людей, которая сама пострадала от «плохих бояр», оказалась в заточении (имя Петра, естественно, в этой связи дипломатично не упоминалось); разговоры о такой посылке велись среди народа, а это — тоже немаловажно: для мобилизации сил, привлечения симпатии к делу повстанцев, монархистов по убеждению, глубокому и неистребимому.

Между тем войско Булавина двигалось вниз по Дону к Черкасску. Навстречу ему вышло войско во главе с Лукьяном Максимовым. Войсковой атаман вел с собой конницу, пушки со всякими припасами. За день до выхода из Черкасска устроил круг — участники похода целовали крест и евангелие, обещались великому «государю служить верно «и против тех воров (булавинцев. — В. Б.) стоять». СтаршИна определила, чтобы всему донскому войску собраться на реке Кагальнике, в двух днях езды от Черкасского городка.

Назревала решительная схватка булавинского повстанческого войска и старшинского. Она должна была определить ход дальнейших событий, судьбу Черкасска и разгоравшегося восстания.