Булавин

по Дону, Донцу и Хопру и предупреждение:

— А буде вы, полководцы, преслушав ево, великого государя, указов, насильно поступите и какое разорение учинили, и в том воля ево, великого государя; мы Войском Донским реку Дон и со всеми запольными реками уступим и на иную реку пойдем.

Снова, на все лады повторяя слова о верности великому государю, составители отписки в конце ее уже исходят из того, что по воде царя его полководцы и ратные люди будут и дальше «насильно поступать» против Bойска Донского. К угрозе «противитца» их действиям добавляют угрозу уйти «на иную реку», то есть оставить Дон, родные очаги и перебраться в другое место, сменить российское подданство на другое. Слова об «иной реке» — отнюдь не пустая угроза, и это верно уловил канцлер Головкин:

— Тако ж разсудили мы, — пишет он Петру, — потребно быти о помянутом воре Булавине дать знать чрез письмо к Петру Толстому (русский посол в Стамбуле. — В. Б.), за секрет вкратце объявляя, что такой вор, присовокупи к себе некоторых единомышленников, шатается по Дону; и ежели то у Порты (в Турции, — В. Б.) отзовется, то б он то старался уничтоживать и с прилежанием тамо у турков предусматривать: не будет ли от него, Булавина, какой к Порте или татарам подсылки пли их ко оному склонности.

В новой отписке «полководцам», несколькими днями позже, Булавин упрекает их за то, что они двинули полки в районе Северского Донца «под наши козачьи городки и под Черкаской войною», «и хотитя разорять нас, Войско Донское, напрасно». Снова следуют уверения в верности царю, призывы не ходить войною против донских казаков, наконец, — предупреждение:

— А естьли пойдетя на нас, и мы вам будем противитца вышним своим творцом богом.

Письма «полководцам», помимо Булавина, направлял Хохлач. В одном из них, на имя стольника Бахметева, а также «всех бояр», он призывает его стать заодно за веру, против немцев и прибыльщиков; а до бояр, торговых людей и черни нам, мол, дела нет. В другом, на имя того же Бахметева и полковника Тевяшова, атаман ставит их в известность и призывает:

— Мы, донские казаки, собрались все вкупе с запорожскими казаками, з Белогороцкой ордою, с калмыки и с татары, и з гребенскими, и с терскими, и с яицкими казаками истребить иноземцев и прибыльщиков. И вы б, Степан и Иван, шли с нами заодно.

В начале мая Булавин шлет «отписку за войсковою печатью» в Азов губернатору Ивану Андреевичу Толстому, требует у него прислать пожитки Лукьяна Максимова я Ефрема Петрова, которые они отвезли в Азов и Троицкий; если же губернатор не пришлет, то он, Булавин, «пойдет под Азов и под Троецкой и на море сам. А войско свое пошлет водяным и сухим путем».

От воронежского воеводы войсковой атаман требует присылки «государева жалованья» для Войска Донского в Черкасск, от киевского и белгородского — отпустить из Белгорода его жену Анну Семеновну с сыном «и проводить ее до первых наших казачьих городков на подводах, не задержав»; иначе («если не отпустите») «за то вы, господа, на наше Донское Войско не погневойтеся, за то будет хуже. Пожалуйте ради творца нашего и здравия нашего благочестивого государя, не оставтя нашего донского войскового прошения. Также и освободите будущих с нею». В одной из отписок Голицыну он требует, чтобы жену привезли в Трехизбянскую станицу «с нарочными людьми»; иначе он пошлет к Белгороду 40 или 50 тысяч человек и больше.

Все эти обращения, обещания, хитрые (как казалось булавинцам) уловки ни к чему, естественно, не привели и не могли привести. Да и сам Булавин, его помощники, все повстанцы вряд ли рассчитывали, что власти примут их заверения, признают законность их действий и оставят в покое Дон и его жителей. Поэтому в те же майские дни они шлют письма в Запорожскую Сечь, просят о помощи. Булавин от имени Войска Донского извещает кошевого Гордиенко и все Войско Запорожское, что они, донские казаки, встали за то, «чтоб в нашем Войску Донском и по иным рекам утвердить по-прежнему, как казачья обыкновения у дедов и отцов наших и у нас». Напоминает о своем житье в Сечи, общем договоре:

— А как атаман наш Кондратей Афонасьевич Булавин был у вас, атаманов молодцов, в Запорогах об сырной недели, у тебя, Костентина Гордеевича, и у писаря, и у многих атаманьев, и меж себя советовали и души позодовали, чтоб всем вам с нами, Войском Донским, быть в соединении и друг за друга родеть единодушно.

Далее следует упрек, не во всем справедливый:

— И от вас к нам помощи к Черкаскому для совету нихто не пришел.

«Для совету» — о смене старшины в Черкасске, — Гордиенко действительно никого не прислал, исходя, очевидно, из того, что донские дела должны решать сами донцы. Помощь же людьми — дело другое: он ее, хотя и под нажимом голытьбы, разрешил.

Главная цель письма — получить помощь запорожцев против «государевых полков», которые «пришли разорять наши казачьи городки и стоят на Донце против Светогорского монастыря и в иных местех, и хотят итить под Черкаской»:

— И вы нам дайтя помощи, чтоб нам стать вкупе обще, а в разорения нам себя бы напрасно не отдать. А у нас, Войска Донского, в поход посланы тысяч с 15 и больши для того, — естьли государевы полки станут нас разорять, и мы будем им противитца, чтоб они нас вконец не разорили напрасно, также б и вашему Войску Запорожскому зла не учинили.

Намек на возможное «зло», которое могут причинить те же «государевы полки», царские власти и Запорожской Сечи, сопровождается повторным напоминанием:

— А о чем у нас с вами, атаманы молодцы, меж себя был совет обще на ваших рандарей (арендаторов. — В. Б.) и панов, и которым путем обещались вы с нами, так и творите, чтоб ваш совет благой был к нам непременен; и того бы не отстовлять... А мы Войском Донским вам все помощники.

Тайный осведомитель из Черкасска, какой-то предатель из казаков, тогда же сообщал Долгорукому, главному командиру «государевых полков»:

— Да он же, вор (Булавин. — В. Б.), послал в Запорожье сего ж майя в 16-й день казаков Ивана Ляха, Тита Фарафонтьева, Федора Шевырева с прелестными письмами за войсковою печатью, чтоб те запорожцы, собрався, шли в Русь и били б по городам полковников и рандарей и всяких начальных людей, также б и полки великого государя.

Булавин тем запорожцам, которые к нему придут, обещал «давать на месяц по 10-ти рублев денег».

Ту же просьбу о помощи повторил в письме Гордиенко и булавинский атаман Драный: «по письму из Польши» князя Меншикова и «по письму» стольника князя Голицына, киевского воеводы, идут на нас русские полки князя Долгорукого, «хотя наши казачьи городки свести и всю реку разорить». Донцы, продолжает атаман, ожидают помощи от запорожцев:

— И мы войском походным ныне, выступя, стоим под Ямполем, ожидаем к себе вашей общей казачей единобрачной любви и споможения, чтоб наши казачьи реки были по-прежнему и нам бы быть казаками, как были искони казатьство и между нами, казаками, единомышленное братство. И вы, атаманы молодцы, все великое Войско Запорожское, учините к нам, походному войску, споможение в скорых числех, чтоб нам обще с вами своей верной казачей славы и храбрости не утратить. Также и мы вам в какое ваше случение ради с вами умирати заедино, чтоб над нами Русь не владела и общая наша казачья слава в посмех не была.

О посылке в Сечь за помощью, приезде туда трех посланцев с Дона быстро стало известно в Посольском приказе — от подьячего Дмитрия Парфеньева, побывавшего в мае с грамотами в Троицком у азовского губернатора. Последний сообщал царю, что он посылал за теми тремя булавинцами своего «Семеновского шанца атомана», который «гонял за теми посланными до Самары», но не догнал. О самих же «воровских письмах» Булавина в Сечь губернатор пишет, что ими он «возмущает запорожцев к своему воровству». Булавинские «письма» читали на радах, и они сыграли свою роль: многие запорожцы пошли на помощь к донским казакам.

Вел переписку Булавин и с Кубанью. Здесь проживали казаки и татары, подвластные турецкому султану. Среди первых имелись участники недавнего Астраханского восстания, бежавшие после его разгрома в пределы турецких владений, и донские казаки-раскольники. Письма адресованы атаману кубанских казаков Савелию Пахомовичу и ачуевским владельцам Хасану-паше и Сартлану-мурзе. Казаков Булавин убеждает в необходимости быть в «мировом (мирном. — В. Б.) между вами и нами и крепком состоянии, как жили и наперед сего старыя казаки». Неправедные действия прежних