Булавин

состоянию, у твердя в Черкаском сколько возможно, оставить в нем полк салдацкой. И скажу им (старшинам.— В. Б.), что оставляю для охранения их, чтобы по отступлении моем от Черкаского бунту какова и возмущения не было; и им при полку надежнее. А жестоко, государь, поступить мне с ними было невозможно для того, что все сплошь ровны в воровстве, разве было за их воровство всех сплошь рубить. И тово мне делать без указу Вашего величества невозможно.

Долгорукого переполняла ненависть ко всем донским казакам. Жгучие чувства классовой и личной мести перехлестывали в нем через край, застилали глаза, и, ослепленный ими, он готов был, будь на то царское соизволение, рубить и вешать всех подряд, не разбирая ни голытьбу, ни старшин, по крайней мере — большую их часть. Однако он сдерживал себя, помнил наказ Петра: тех, кто непричастен к восстанию, и даже тех, кто причастен, но принес повинную, щадить, с ними «ласково поступать». Пока он так и делает, в том числе и прежде всего со старшинами. Но потом дойдет очередь и до некоторых из них...

— Конечно, государь, — переходит князь к очередным заботам, — мне отсель (от Черкасска. — В. Б.) надобно итти скоро, чтоб не допустить до большево воровства Некрасова. А Некрасов писал Булавину, что будто он Царицын взял. И то письмо послал я до Вашего величества.

Помимо Некрасова, обосновавшегося в Голубом городке на Дону, помнит князь и о Донце:

Также, государь, по Донцу, в Старом Айдаре воры Голой, Беспалой, в собрании при них с 1000-чью человек голудьбы. И, управясь под Черкаским против выше-писанного, надлежит мне отправить по Донцу против Голово и Беспалово, Также, идучи по Донцу, чинить против росписи (росписи Петра, в которой указаны места, где каратели должны разорять станицы. — В. Б.) над казачьими городками.

Командующий продумал все до мелочей, до деталей, предусмотрел все районы восстания. По распоряжению царя писал к Аюке-хану, чтоб он посылал своих калмыков разорять казачьи городки. Под Черкасском к Долгорукому подошел с полками Толстой из Азова; по пути умирил Лютинский городок, из которого атаман и казаки пришли к нему с повинной. Губернатор присутствовал при крестоцеловании Зерщикова и прочих.

Пока происходили описанные события под Черкасском, у города Ровенки, что в верховьях Айдара, полковник Те-вяшов и подполковник Рыкман с драгунами и солдатами, всего с 500 человек, разбили полутысячный отряд повстанцев. Возглавлял его атаман Ефим Ларионов. Погибли сам атаман, его писарь и еще 420 человек, почти весь отряд, большинство которого составляли бурлаки (350 человек). Остальные попали в плен или разбежались. Из карателей убили поручика Воронежского полка Бориса

Врангеля, пять солдат и ранила около двадцати человек, Соотношение в потерях почти 1:20 в пользу карателей, и оно, в большей или меньшей пропорции, характерно для большинства сражений повстанцев с врагом. Такова была трагичная логика и статистика борьбы неорганизованных повстанцев с организованными карателями. Разбитые под Ровенками булавинцы, как и другие, шли в сбор к Старо- Айдарскому городку, у устья реки Айдар, при впадении ее в Донец, чтобы потом идти к Черкасску против старшин-изменников.

Долгорукий получил утешившее его известие о победе под Ровенками. Но одновременно узнал, что царь велел батальону Глебова и полку Дедюта идти назад в Россию. Опечалился:

— И та, государь, у меня сторона (район Донецкого городка. — В. Б.) зело стала безнадежна. И уведают воры, что полки поворотилися, весьма будут в великой утехе. И я, государь, того же часу послал к Глебову и к Дедюту, чтоб они назад не ходили. А послушают ли меня они или не послушают, того не ведаю.

К тому времени командующий вступил в Черкасск. Здесь в начале августа казнили до двухсот повстанцев. Начали с того, что привезли из Азова тело Булавина и «ростыкали по кольям» напротив майдана, где собирался казачий круг, голову, руки и ноги атамана. Здесь же повесили восемь человек, схваченных под Азовом. В рыковских и других станицах повесили у станичных изб еще несколько десятков повстанцев. То же происходило и в других местах.

Вести о сборе людей к Голому на Донце и к Некрасову на среднем Дону заставляют Долгорукого принимать экстренные меры. В письмах к царю он возражает против отзыва с Дона и Придонья не только частей Глебова и Дедюта, но и Кропотова, Жукова с полками:

— И я преж сего писал до Вашего величества, что Жукова взял с собою; и немощно ево отпустить по воровским здешним оборотам. Игнашка вор Некрасов збирает воровское войско и посылает по Дону, по Хапру, по Донцу и по другим всем рекам, велел выгонять (казаков. — В. Б.) к себе. Сам стоит около Паншина. В Есауловой станице собралось тысячи три; сказывают, бутто больши те, кои бежали с низу (с низовьев Дона. — В. Б.) изо всех станиц. И которые станицы блиско Ясауловой, сказывают, бутто он, вор, сам к ним скора будет.

Таким образом, помимо войска Некрасова и Павлова у Паншина-городка, южнее его, у Есауловского, собралось немало повстанцев, бежавших из Черкасска и других нижних донских станиц. Царский командующий стремится во что бы то ни стало воспрепятствовать объединению двух повстанческих войск. Посылает свою конницу, и она быстрым маршем доходит до Верхне-Курманьярской станицы, по пути приводит к присяге царю казаков низовых станиц. Вышел и сам князь из Черкасска, выслал вперед бригадира с конницей. Еще раньше направил партию казаков-курчан.

Принятые меры предотвратили объединение двух войск и присоединение к ним новых казаков из станиц, куда нагрянули отряды Долгорукого. Сам он подошел к Кошкиной станице, стал обозом. Потом, взяв конницу, поспешил к Есаулову городку:

— Для тово: воры сказывают и Горохов (посланный во главе отряда курских казаков. — В. Б.) писал ко мне, что сели (восставшие. — В. Б.) на острову в крепи; и чтоб мне не допустить до них Некрасова. А обозу велел итти, пехота вся при обозе, и конницы оставил больши тысячи. Я чаю: завтра к ним приду.

Писал об этом князь царю четвертого августа. Спешит он еще и потому, что сюда же, к Паншину и Есаулову, идет с войском и Голый:

— Голой пошел по Донцу плавною (войском на судах. — В. Б.) и пришел на усть Донца; а другие конницею хотели итти к Некрасову в соединения. Уведали, что я пришол, усть Донца остановился, немошно пройти для тово, что у меня Доном идет плавная. Ежели б я не поспешил, великое б бедство вор Голой по Дону учинил: все б к нему пристали. Сами мне казаки говорили: коли б Голой снизу, а Некрасов сверху пошли, за неволею бы (поневоле. — В. Б.) все пошли с ними.

То, что встречные казаки говорили такие слова командиру карателей, неудивительно — одни, из маломочных, боялись царских полков, другие, из «природных», значных, — полков Голого и Некрасова. По- прежнему в казацкой среде отсутствовало, и это естественно, единство: одни хотели покориться царским «полководцам», другие — бороться против них и домовитых, предававших интересы голытьбы.

Долгорукий, вскоре вернувшийся в Черкасск, не упускает возможности, чтобы нет подчеркнуть перед царем свои заслуги:

— Зело, государь, по милости божией случай счастливой, что воров до соединения не допустили. И мне было по етаким случаем как отпустить Жукова? Ежели б не пошли Вашева величества полки по Дону, истинно б пуще Булавина воровства родилось.

Долгорукий и Толстой сообщают царю о выезде к нему из Черкасска с повинной делегации — Василия Поздеева Большого, Степана Ананьина, Карпа Казанкина и других старшин. Подчеркивают в доношениях, что они имеют вины перед государем, но у них «трудов и раденья к Вашему величеству много».

На Дону по-прежнему неспокойно. Вынашивают опасные для властей замыслы Голый и Некрасов, не хотят приносить повинную казачьи городки, что по Дону выше Донецкого городка. Об этом пишет Колычев, воронежский воевода, князю Меншикову. По его посылке сержант Воронежского полка Петр Рогов ездил на реку Битюг, чтобы узнать что-нибудь новое о булавинцах. Он прислал к воеводе двух донских казаков — Евсея Мельникова и его сына Потапа. Потап Мельников по приказу Долгорукого ездил «вверх по Дону с увещательными письмами во все казачьи городки до Донецкого».

Потап привез в Воронеж воеводе Колычеву неутешительные вести:

— Тем увещательным письмам во всех казачьих городках казаки учинились непослушны и от воровства своего не престают, но паче в воровство свое умножаютца.

— О Некрасове что слышно?

— Говорят казаки, что Некрасов пришел из-под Царицына со всеми своими войски. И сказывали, что