Булавин

Царицын взяли и воеводу царицынского убили, и весь Царицын разорили без остатку.

— А из верховских городков он, Некрасов, казаков к себе призывает?

— Посылает тот Игнашка Некрасов от себя воровские свои письма по всем верхним городкам и по запольным речкам в розные станицы по Хопру, и по Донцу, и по Бузулуку, и по Медведице, чтоб изо всех станиц и городков казаки по половине ехали в Паншин и збирались к нему, вору Игнашке Некрасову, в воровское войско.

— А его, Некрасова, замыслы им, казакам, ведомы?

— О том говорят казаки: намерен он, вор Игнашка, с воровским своим войском иттить к Черкаскому против войск великого государя, которые ныне с князем Васильем Володимеровичем Долгоруким.

— О Голом и Беспалом что говорят?

— О Беспалом слышно, что в трехстах коней перелез реку Дон с Крымской стороны на Ногайскую.

— Для чего?

— О том ничего я не слышал.

— Казаки верхних донских городков ныне спокойны, к бунтовству не пристают?

— Видел я, что воровские казаки из многих розных станиц, в том числе из Донецкого городка, собравшись, пошли под украинные государевы городы и по реке Битюгу для разорения сел и деревень и отгонки лошадей и скотины.

После эйфории в связи с гибелью Булавина и Хохлача, вступлением в Черкасск обеспокоенные власти снова напрягают силы, чтобы противодействовать новому расширению восстания. Долгорукий, вышедший из Черкасска конным и судовым войском (второе возглавлял Тимофей Соколов), требует, чтобы не только низовые, черкасские, но и верховские казаки шли с ним против Некрасова. Верховские, как мы убедились, не очень-то его слушались. С ним же шел Жуков с 500 драгунами. Преображенский батальон Глебова и полк Дедюта по его настоянию пошли к Донецкому городку.

К Некрасову и Павлову, как донесли князю, уже приехали в Голубые по два человека из многих городков по Дону и Донцу, Айдару и Хопру, Медведице и Бузулуку:

— А для чего и какой у них совет, того подлинно не ведаю. Однако ж, государь, добра от них не чаеть, больши худа. Также, государь, ведомость у нас есть: которые воры ис Черкаского и ис тутошних станиц, кои блиско Черкаского, ушли к ним, ворам, больши 200 человек.

То же происходило на Донце и его притоках:

— Так же и з Донца и с Айдару, и з других рек бегут пущие воры и завотчики к нему ж, Некрасову. А в Новом, государь, Айдаре (в среднем течении реки Айдар, недалеко от Шульгина городка. — В. Б.) збираетца Голой многолюдством же.

Правда, часть повстанцев, собиравшихся в районе Айдара, разбили Тевяшов и Рыкман. Но их было всего 500 человек. У Голого же и других атаманов людей гораздо больше. И это беспокоит командующего:

— И не токмо, государь, что по Дону, и по Донцу, и по другим рекам, но и в Черкаском трети нет, на ково б было надеетца; а то все сплошь воры и готовы к бунту всегда, что час от часу то бедство от воров прибавливаетца.

Уже в который раз Долгорукий напоминает Петру его указ о разорении донских городков, жалуется на недостаток воинских сил:

— И по указу Вашего величества, какова ко мне роспись прислана, надобно было мне по Северскому Донцу и по Хапру, и по Айдару, и по Медведице, и по Базулуку, и по другим запольным речкам розделить полки, чтоб над городками чинить. А ныне, государь, за малолюдством, хотя и над воровским собранием какой поиск учиним, и потом по прежней росписи по городкам некем будет управитца.

Жалобы князя имели определенные основания. Число повстанцев снова умножалось. Их предводители мыслили взять реванш — снова захватить Черкасск, разбить государевы полки и старшин-изменников. Кропотов, полки которого вызвали было в действующую армию, остался с одним полком на месте, в Троицком, «впредь для опасения гварнизонов от тех воров»; другой полк с Жуковым во главе выделили Долгорукому, «выбрав добраконных драгун». Долгорукий снова настаивает, чтобы Дедют с полком шел к Донецкому городку, оттуда — к Паншину, против Некрасова.

— Макаров ко мне пишет, — уговаривает князь Дедюта, — что тот указ к Глебову (об уходе его и Дедюта из района борьбы с повстанцами. — В. Б.) послан от царского величества по первому письму Толстова (азовского губернатора. — В. Б.), что он писал, бутто все смирно.

Толстой, действительно, убеждал царя, что на Дону все замирилось, а Долгорукому и в Черкасск не нужно было вступать, «обнадеживал, что тихо». Долгорукий решительно не соглашался с подобной оценкой ситуации в Черкасске и по всему Дону. Положение в «тихом», как полагал губернатор, то есть замиренном, крае оказалось не таким тихим и «смирным». Князь был прав в негласном споре с Толстым:

— Изволь сам, — втолковывает он Дедюту, — разсудить, что у вас делаетца на Айдаре, какие беды. А на Дону Некрасов збирает великие войска воровские. Боже, сохрани от него, ежели зберетца! Не плоше Булавина! А я завтра на него пойду.

Майор Глебов, собирающийся все-таки идти на Тулу и на Калугу по указу царя («к назначенному от Вашего величества мне месту»), сообщает ему:

— Только, государь, есть ведомости, что в ойдарских и в донецких городках воровской атаман Голой чинит возмущение. А другие ведомости есть, что тот вор от раны лежит, и воруют другие под его именем.

Тот же Глебов получил тревожные вести из Воронежа от Колычева:

— А круче, государь мой, тех вестей быть невозможно, о которых вестях в допросех сказал приезжей казак Евсевей Мельников, что воры казаки от городка Голубых и выше Паншина и по иным запольным речкам, во всех верхних городках от воровства и бунту не перестают, но паче множатца и по воровским письмам вора Игнашки Некрасова сбираютца по половине изо розных городков и станиц в Паншин. И намерены итти против войск царского величества, где полки обретаютца.

Восьмого августа Долгорукий снова выступил против Некрасова и Павлова из Черкасска, куда он вернулся после первого выхода из него, несколькими днями ранее, к Кошкиной станице. В тот же день в донскую столицу пришло письмо от Некрасова и Павлова с «грозами» в адрес Зерщикова и других старшин. Князя в эти дни «при-сыльные казаки» с Донца и Дона, один за другим, извещают о продолжающемся сборе повстанцев у трех атаманов. Положение на Дону кажется ему лучше, чем по Донцу:

— По Дону по се число еще не все к вору (Некрасову. — В. Б.) пристали для тово: как я в Черкаской пришел, скоро их привел я ко кресту и обшелся с ними ласково и обнадежил Вашего величества милостью. А по Донцу все сначалу в жесточи воровской стоят и по се время, и большое воровство от них. Из одной Сухаревской станицы ко мне приехали с повинною, — и тех многих побили (повстанцы. — В. Б.), а иных посажали на чепи.

Самое страшное для Долгорукого — возможность того, что Голый объединит свои силы с повстанцами Некрасова:

— И пишут (с Донца. — В. Б.) к вору Некрасову, чтоб он с ними совокупился в воровстве, и, собравшиеся б, на меня им всем итти. Нимало у них, воров, к покорению вин их к Вашему величеству намерения нет, больши к воровству. И я иду на них с великим поспешением, а со мною из Черкаского казаки плавною и конною и из городков, кои по Дону (нижнему Дону. — В. Б.); две доли идут с нами, а треть дома остаетца. В Черкаском оставил для охранения Гульца с полком. Губернатору азовскому довольно я говорил, чтоб он имел недреманное око над Черкаском.

Беспокоится князь по поводу вероятного перехватывания писем булавинцами:

— Немошно, государь, почту отпускать. От воров ныне есть нам ведомость, бутто воры поимали почту от меня или от Вашего величества. О том еще подлинно не ведаем. Изволь, государь, списать какие указы цыфирью, а я буду писать, государь, так же.

Восстание, как опасались и страшились Долгорукий и другие воеводы, командиры, грозило вспыхнуть с новой силой, как при Булавине, а то и «пуще» того. На авансцену повстанческого движения выходит один из самых стойких и последовательных борцов за народную волю, предводителей-булавинцев — Игнат Некрасов.