на Итальянский фронт; там, где стояли прежде дивизии, остались только полки; из тяжелых батарей осталась только самая заваль, да и то в очень ограниченном размере. Эх, если бы теперь иметь две хороших пехотных дивизии и хорошую конницу, то можно было бы учинить немцам катастрофический разгром.
Смешно читать груды воззваний, которыми все политические партии засыпают население и армии; бумажными пальцами уже не остановить той лавины, которая над нами висит. Большевистская агитация уже использует уход Верховского, разжигая солдат указанием на то, что вот де появился военный министр, который понял, что воевать не надо, и собрался дать им мир, а буржуи и генералы немедленно его ликвидировали, так как он был помехой удовлетворению их империалистических вожделений и желаний пролить побольше солдатской крови. И эта версия принята в частях очень сочувственно, ибо толпа верит всему, что отвечает ее настроению и ее желаниям.
Сегодняшний день принес нам новый состав армейского комитета с полным преобладанием в нем большевиков; в президиум попала большевистская пара главных вожаков 19 корпуса доктор Склянский (еврей) и Штабс-капитан Седякин (из бывших мордобоев, сделавшийся в марте ярым революционером, а затем перекинувшийся в большевика).
Воображаю, что теперь начнется и какие жирные обещания посыпятся в темные солдатские массы; но зато будет интересно, когда сила обстоятельств заставит большевистский комитет прибегнуть к мерам физического воздействия, чтобы заставить эти толпы делать то, что тем не нравится. Пока все данные за то, что большевики не постесняются снять белые демократические перчатки и пустить в ход самые реакционные приемы, когда то им понадобится.
Таким образом сегодня кончился эсеровский период комитетского управления 5 армией и начался новый большевистский, несущий в себе массу неожиданностей. Правительство и вся партия эсеров жестоко поплатятся за то, что отдали во власть большевизма наиболее важную по своей близости к Петрограду армию.
В Иваново-Вознесенском районе рабочие захватили фабрики и выгнали вон владельцев; почти то же самое произошло и в Донецком угольном районе. Некоторые железные дороги близки к полной остановке вследствие истощения запасов угля и массового заболевания паровозов. Показываются первые крупные ягодки - наследие революционной весны и демократического цветения. Неужели и теперь союзники не разберут, чем все это пахнет, и будут оставаться в прежнем созерцательном атитюде.
На фронте мертвое затишье; перестрелка почти совсем прекратилась; замолкла и наша артиллерия, боясь репрессий и насилия со стороны пехотных товарищев; даже ночное освещение ракетками немецкого фронта почти прекратилось очевидно, немцы получили достаточный гарантии того, что им нечего опасаться. Я уверен, однако что немцы только ждут окончательных результатов сделанной нам большевистской прививки и, когда мы уже совсем развалимся, то они толкнуть нас и добьют без каких либо особых расходов и затруднений.
В Двинске определенно говорят, что на участков 19 корпуса есть кабель, соединяющий штаб стоящей против нас немецкой apмии с каким то местечком в тылу где сидит штаб большевистской организации и руководит по указке немцев всей пораженческой пропагандой и разложением. Братание идет по всему фронту; под прикрытием братания немцы увозят отсюда все лучшие батареи и снимают отдохнувшие части, отправляя их на французский и итальянский фронты.
Настроение отчаянное; ночи не сплю напролет, пытаясь изыскать какие либо способы справиться с развалом корпуса; внутри едят какие то грызущие боли; временами совершенно слепну, особенно когда начинаются огненные боли в контуженной части головы. В Петрограде происходить что-то совсем неладное; новые большевистские комитеты все время секретно собираются и что-то готовят.
Главковерх подарил нас новым законом, от своевременности которого у всех глаза на лоб полезли; я по прочтении сообщавшей его телеграммы уперся лбом в стекло и довольно долго рычал и мычал по звериному единственный исход для поднявшегося чувства изумления перед невероятной глупостью отдаваемого распоряжения. Закон этот восстанавливает условную дисциплинарную власть начальников (это тогда, когда от всякой нашей власти даже и фигового листа не осталось). Устанавливается, что, если дисциплинарный суд в течение 48 часов не накладывает на виновных взыскания или войсковая часть совершенно не желает выбирать у себя состава дисциплинарная суда, то вся дисциплинарная власть переходить целиком в руки соответствующих начальников.
Такие приказы могут писать при настоящей обстановке или сумасшедшие, или квалифицированные, как говорили у нас в артиллерийском училище, концентрированные идиоты.
Ведь, не может же товарищ Керенский не знать, что делается на фронте, в каком состоянии войска и что такое ныне вообще власть начальника. Никакие силы, а не то, что жалкие бумажные приказы, не могут уже восстановить умершую власть начальников, а тем более власть дисциплинарную, наиболее ненавистную для масс, которую раньше и основательнее всего постарались с корнем уничтожить те, кому нужно было развалить русскую военную силу. Ведь, в самой сущности приказа кроется самый идиотский абсурд: часть не хочет выбирать состава дисциплинарного суда, то есть определенно нарушает закон и проявляет нежелание слушаться приказов начальства. Положение власти при этом такое, что заставить подчиниться и исполнить приказ у ней нет ни средств, ни способов. Тогда прячут голову под крыло, изображают. что ничего не видят и что ничего не произошло, и пробуют пугнуть непокорных, но ничего уже не пугающихся товарищей тем, что неугодное им средство принуждения будет передано опять в руки ненавистного им начальства.
Спрашивается, какими же способами и при помощи каких средств это несчастное, ободранное как липка и неизвестно для чего еще существующее начальство сможет осуществить предоставляемое ему право, то есть сделать то, чего не в состоянии выполнить ни сам Главковерх, ни самые архиреволюционные армискомы, исполкомы, совдепы, цики и комиссары всех рангов и оттенков, и отдельно взятые, и всем своим скопом.
Не хочется думать, что все это чья то скверная провокация, имеющая своей целью родить еще один повод для поднятия новой острой и злобной войны солдатской ненависти против несчастного строевого начальства, показав темным и чрезвычайно подозрительным массам, что это самое столь ненавистное им начальство измышляет всякие способы и пускается на разные подвохи, чтобы опять захватить в свои руки дисциплинарную власть, вернуть свои кровопийные привилегии и разрушить 'все завоевания революции'.
Подобные меры напоминают мне ошалелое завертывание в мертвую всех тормозов в то время, когда слетевший уже с рельс поезд летит кувырком с высокой насыпи; польза от них такая же.
Далее этим приказом все части, не исполняющие приказов начальства, объявляются штрафными, переводятся на старые оклады жалованья и на арестантское довольствие и т. п.
Кто же теперь в состоянии все это осуществить? Ведь сейчас 90% всех частей уже давно заслужили такой перевод. Неужели же товарищ Главковерх и его борзописцы думают, что весь фронт состоит из потомков Гоголевских унтер-офицерш, жаждущих заняться самосечением, или что на свете существуют такие лошади, которые сами бы себя запрягали.
Читая такие приказы, вспоминается чья-то думская фраза: 'что это глупость или измена?', ведь все это в руку большевикам, ибо ярко к выпукло показывает товарищам, что верхи наконец то спохватились и пытаются вместо революционных пустобрехов применить более реальные методы восстановления порядка и души всякой армии - дисциплины. В ответь на эти запоздалые меры товарищи пропоют: 'нет этот номер не пройдет и штуки все мы ваши понимаем'. Пользы не может быть никакой, но за то злобы, подозрительности и принятия мер для предотвращения самой возможности таких неприятностей прольется целое море.
Скверные пришли газеты, а еще более скверные слухи ползут к нам и по телефону, и по радио из Двинска; сообщают, что на улицах Петрограда идет резня, к что часть Правительства захвачена восставшими большевиками. Новый армейский комитет, состоящий преимущественно из большевиков насторожился, засел в своем помещении, окруженный со всех сторон часовыми. Пока все слухи и сплетни, а, что делается на самом деле, никто не знает, что еще более увеличивает напряженность положения. Настроение в частях приподнято-настороженное; я очень опасаюсь большевистского взрыва в 120 дивизии.
