низенькую скамью. Девушка с сомнением смотрела на густую пепельную гриву рейны, спускавшуюся до талии. Перед тем как лечь спать, Иста непредусмотрительно распустила сложную плетеную корону, созданную из ее волос прежней горничной. Ночью локоны спутались и появились колтуны.
– Сама же ты причесываешься. Как?
– Ну… Я заплетаю косу.
– А еще?
– Иногда – две косы.
Иста на секунду задумалась:
– А лошадей ты причесываешь?
– О да, миледи. Косички улиткой с лентами и особые узлы с бусинами на День Матери, хохолки плюмажиками, украшенные перьями, на День Сына, и…
– Пусть сегодня будет коса.
Лисс облегченно вздохнула:
– Хорошо, миледи.
Ее руки работали быстро и умело, гораздо быстрее, чем руки прежних горничных. Что же до результата, то он весьма подходил скромному образу сьеры ди Аджело.
Все собрались в рощице для совершения молитв на восходе солнца в честь первого полного дня паломничества Исты. На восходе солнца – некоторое иносказание, ибо солнце встало на несколько часов раньше, чем гости постоялого двора. Хозяин таверны, его жена и дети тоже присутствовали на церемонии, ведь визит служителя столь представительного ордена – редкое событие. Кроме того – мысли Исты приняли несколько циничное направление, – если к этому служителю отнестись особо гостеприимно, то вполне вероятно, он посоветует и другим паломникам посетить сию не столь известную святыню.
Поскольку этот источник был посвящен Дочери, ди Кэйбон, стоя рядом с ручейком на камнях, освещенных солнечными лучами, начал церемонию короткой весенней молитвой из небольшой книжечки, которую он возил в седельной сумке. Точного ответа на вопрос, почему источник посвящен именно леди Весны, не было. Уверения хозяина таверны о том, что это тайное место, где произошло чудо о деве и кувшине, звучали малоубедительно, потому что Иста знала по крайней мере еще три места в Шалионе, которым приписывается связь с этой легендой. Но живописность именно этого местечка не вызывала никаких сомнений.
Ди Кэйбон, чьи заляпанные грязью одежды казались чище в ярком свете, спрятал книжечку в карман и откашлялся, собираясь приступить к утренним наставлениям. За спинами присутствующих в ожидании завтрака стояли уже накрытые столы, так что Иста была уверена: церемония особо не затянется.
– В начале нашего духовного пути я бы хотел обратиться к истокам, знакомым нам с детства. – Служитель на секунду прикрыл глаза, как будто бы восстанавливая цепь событий. – Вот что пишет Ордолл в «Письмах молодому рею ди Браджар».
Он снова открыл глаза, и в его голосе послышались интонации рассказчика:
– В начале был мир, и мир был огонь, текучий и ужасный. Когда огонь остыл, появилась материя и приобрела силу и твердость – огромный шар с пламенем в сердце. И из пламени в сердце мира медленно поднялась Душа Мира.
Но как глаз человеческий не может увидеть самое себя, так же не мог увидеть самое себя и Глаз Души Мира. И раскололась Душа Мира надвое, чтобы познать себя, и так возникли Отец и Мать. И от сладкого осознания родилась в Душе Мира любовь. Любовь стала первым плодом, который сфера души принесла в дар сфере сущности, ибо любовь была источником сферы души и ее основой. Но этот дар не был последним, за ним последовала песня, а потом речь. – Продолжая рассказывать, ди Кэйбон усмехнулся и глубоко вздохнул.
– И стали Отец и Мать править миром так, чтобы мир снова не поглотили огонь, хаос и разрушение. И от их любви появились на свет Дочь и Сын, и разделили боги между собой времена года, каждое из которых обладает собственным особым очарованием, и все боги получили по одному во владение. И в безопасности и гармонии такого устройства стремительно начал расти материальный мир. И из стремления создать красоту возникли растения, животные и люди, ибо любовь проникла в жаркое сердце мира, и сфера материи жаждала вернуть дары сфере души так же, как влюбленные горят желанием обменяться залогами своих чувств.
Радость светилась на круглом лице ди Кэйбона, по мере того как он погружался в повествование, его голос менял интонации. Иста заподозрила, что он подходит к любимой части:
– Но огонь, таящийся в сердце мира, сохранил разрушительные силы, с которыми трудно было бороться. И из этого хаоса восстали демоны, которые вырвались на свободу и наводнили мир, охотясь за хрупкими юными душами, словно волки за агнцами, пасущимися в долах. Настало время Великих Магов. Порядок мира был нарушен, зима, весна и лето смешались. Засухи и наводнения, лед и огонь угрожали жизни людей, и множество дивных цветов и животных, созданных любовью, были возложены на алтарь Души Мира.
И тогда однажды могучий и мудрый демон-лорд, сгубивший великое множество человеческих душ, встретил человека, уединенно живущего в лесу. Словно кошка, играющая с мышкой, демон принял гостеприимство отшельника и стал ждать, когда случится возможность перебраться из тела, которым он недавно овладел, в новое. Ибо был этот человек-отшельник, несмотря на лохмотья, удивительно красив: взгляд – словно укол кинжала, дыхание – божественный аромат.
Но демон-лорд был опрометчив, приняв от отшельника глиняную плошку с вином и осушив ее одним глотком. Пока демон вынашивал нечестивые замыслы, святой отделил от тела свою душу надвое и смешал ее с вином, которое собственноручно подал гостю. И так демон впервые обрел душу, а вместе с ней все ее прекрасные и порой горькие дары.
Демон-лорд упал на деревянный пол и забился в судорогах, изумленно крича, словно новорожденный младенец, ибо он и вправду родился в тот момент для мира материи и духа. И переселившись в тело отшельника, не украв его из зависти, ибо оно тоже было добровольным даром святого, демон в ужасе бросился через лес к своему устрашающему замку и укрылся там.
Многие месяцы скрывался он там, боясь самого себя, но живущий в нем святой начал учить его красоте добродетели. Святой посвятил свою жизнь Матери и теперь призвал на демона ее благодать, чтобы избавить от совершенных грехов, ибо добровольный дар святого сделал возможным сам грех и стыд за содеянное, который теперь мучил демона как ничто другое. И среди мук совести и уроков святого душа демона стала расти, обретая честность и мощь. И став магом-паладином, чью могучую руку, облаченную в латы, украшал знак благосклонности Матери, он вошел в мир сущего и начал от имени богов сражать мрачных бездушных демонов в тех местах, где их не могли достать сами боги.
И демон с великой душой стал защитником Матери, Ее любовь к нему не знала границ, ибо богиню очаровала непорочность его души. Так началась великая битва за очищение мира от яростных демонов и восстановление мирового порядка.
Демоны боялись рыцаря Матери и пытались объединиться против него, но не могли, ибо это было противно их природе. Но и поодиночке их натиск был ужасен, и демон с великой душой, возлюбленный Матери, был сражен в последней битве.
И так родился последний из богов, Бастард, дитя любви богини и демона с великой душой. Некоторые говорят, что он родился накануне последней битвы, плод единения на ее божественном ложе, другие считают, что Мать, скорбя, собрала с поля боя останки возлюбленного демона с великой душой, смешала его кровь со своей и благодаря своему великому искусству создала Бастарда. Но в любом случае их Сыну, единственному из богов, было вверено управление и сущим, и духом, ибо его слугами стали демоны, которых великая жертва его отца победила, поработила и изгнала из мира.
– Что же до настоящей лжи, – ди Кэйбон заговорил обычным тоном, если не обращать внимания на гневные нотки, проскальзывающие в его голосе, – то к ней относится ересь Четырехбожия. Эти святотатцы считают, что демон с великой душой взял Мать силой и зачал с ней Бастарда против ее священной воли. Непристойная, бессмысленная и богохульная ложь… – Иста заподозрила, что это уже не цитата из Ордолла, а его личные рассуждения. Служитель откашлялся и официально завершил повествование: – Так заканчивается история о пришествии пяти богов.
Иста с детских лет великое множество раз слышала различные версии этой истории, но приходилось признать, что искренность и красноречие ди Кэйбона заставили старую легенду зазвучать по-новому.
