И поясняет:
– Сможет ли он накормить курицей тебя и твоего ребенка? И подаст ли он тебе утку, когда ты станешь старой и не сможешь дойти до туалета?
А мой отец, за бокалом вина, говорил так:
– Дочка, мужчина должен быть хорошим любовником, хорошим другом и заботливым отцом.
Правы. Правы все.
ГЛАВА 3
Де Грие
Наутро мы выезжаем из М. в сторону В.
«Не совсем на юг, скорее даже на юго-запад».
Манон уверенно указывает ребром ладони совсем не на юго-запад, скорее в небо.
Земля понемногу начинает подниматься буграми то там, то сям, как одеяло, под которым кто-то лазает. И небо точно так же взбугрилось кулаками, а цветом оно, как подсиненная простыня. Обочины цветут мириадами мелкотравчатых фиолетовых цветочков, обочины в цветочек, сиреневые и желтые, а местами эти обои в виде заставки Windows отклеиваются от неба, и проступают синюшные пятна.
Ветер в гору и ветер с горы. Мы плывем в густой траве.
День начинается жаркий. Манон стоит на сиденье и непрерывно делает снимки, поворачиваясь, щелкает туда-сюда, пытаясь настигнуть свое впечатление. Но всюду одна и та же сине-белая заставка.
Дорога незаметно идет в гору.
С вершины очередного холма мы наконец видим вдали низкие, белые, замасленные солнцем конусы вершин.
– Альпы.
Мы начинаем взбираться.
Мы поворачиваем еще раз. Подъем усиливается. Проезжаем деревеньку. На траве газона стоит декоративная вагонетка, полная угля, а на ней написано: Gluck auf!
– Я хочу сфотографироваться, – задумчиво говорит Манон.
Она стоит возле вагонетки в желто-серой юбке до колен и в босоножках. Манон стоит, трогает пальчиком черную масленую вагонетку и жует сухую травинку.
Между нами происходит куртуазный разговор.
– Я хочу понять, вокруг уже достаточно красиво, уже можно сказать «замри, мгновенье», или мы играем дальше?
– Играем дальше, – говорю я. – Дальше будет гораздо красивее.
– Я никогда не заходила так далеко.
– Это говорит лишь о неопытности, дитя мое.
Красиво: Манон, вагонетка с углем, мириады фиолетовых и желтых цветов, плывущие по небу бледно- голубые обои, порывы ветра, дорога, уходящая вправо и вниз, Альпы вдали.
И еще одна странность. Мы съехали с шоссе уже два с половиной часа назад, и за все это время не увидели по дороге ни одного человека. И дорога, и деревня – все пустынно в этот жаркий день. Мы едем в долине. Ветер прекращается. Горы сильно подрастают. Вокруг высятся крутые склоны, поросшие островерхими елками. Солнце стоит на самой макушке неба.
– Рэнди, это же озеро! – кричит Манон. – Останови! Останови! Я хочу купаться!
Манон выскакивает из машины: пляшет, скидывает каблуки, стаскивает топик через голову, блеснув загорелыми плечами, сдергивает юбчонку вместе с трусиками и голышом, босиком мчится по песку к озеру. Она с визгом обрушивается в ворох брызг, я стремительно нагоняю ее, ловлю, и мы кувыркаемся и плещемся в прозрачной пузыристой воде, насквозь просвеченной солнцем.
После купания я не нахожу ключей от машины. Похоже, они вывалились из кармана брюк. Обшариваем прибрежную траву.
– Кажется, я нашла.
– Это не наши ключи. А вот эти – наши, – я нагибаюсь подобрать.
Но и эти тоже не наши. Так мы обнаруживаем, что поляна усыпана ключами от чужих машин. Сколько нас тут таких проехало?
Я вижу, что Манон немного расстроена.
– А ты думала, мы здесь первые?
– Думала, первые, – признается Манон.
Легкие тени пробегают по поляне.
Манон нагибается и нашаривает в короткой жесткой траве старинный ржавый ключ.
– Интересно, как они отсюда уехали, если все ключи потеряны здесь, – вслух рассуждаю я.
В конце концов мы находим и свои ключи тоже. Однако Манон долго еще не дает покоя мысль:
– А что, если это не наши ключи, а нарочно?
