какая это к черту разведка, если они прилетели из космоса на аварийной летающей тарелочке. Но мы с вами не знаем, кто для нас страшнее – наши собственные борцы против шпионов или эти шпионы, которые так спешат сделать нам подарки. Скажите, зачем мне, старому бухгалтеру, японские часы «Сейко»? Я тоже не понимаю. Спокойной ночи, и обещаю вам, что я найду все подарки судьбы, которые я не заслуживаю, и как только найду, я их начну так ненавидеть, что они сами спрыгнут со второго этажа.
Лев Абрамович невесело засмеялся и пошел к себе.
И они остались вчетвером.
Женщины уселись в большой комнате у телевизора, а Доник прошел в маленькую, но не стал там зажигать света. Он подошел к окну. И увидел, как толпа людей, черная и плотная, в которой вспыхивают порой красные огоньки – когда кто-то затягивается сигаретой, – вытекает из подъезда дома напротив и полукругом охватывает две женские фигурки, замершие под фонарем. Доник понял, что это – сестры Волковы, каждая держит по собачке на руках, а толпа сдвигается все теснее… и вдруг одновременно – Доник увидел это так явственно, словно стоял в метре, – собачки исчезли – обе исчезли, и старушки засуетились, забегали – и слышен был смех, а люди в толпе начали подпрыгивать, чтобы раздавить пришельцев…
Доник отошел от окна.
В соседней комнате был слышен голос матери:
– Мама, ты не понимаешь, у меня дети. А это массовый психоз. И я не знаю, когда он кончится. Мы обязаны сами все очистить. Не будем же мы из-за каких-то жалких вещей рисковать самым дорогим…
Мама умеет себя уговорить. Теперь дети – тяжелая артиллерия, будто единственный выбор: дети – вещи. А ведь выбор совсем другой. И бабушка, конечно, это заметила.
– Меня не это тревожит, – сказала она. – У меня такое ощущение, Вера, что ко мне приблудился щенок и я его продаю барышникам, чтобы из него сделали шапку.
– Мама, ну что ты несешь! При чем тут барышник! Ты же сама говорила – неизвестно, какие у них цели! Может, сначала внедриться, потом разложить нас морально и уничтожить.
– Я все это слышала…
– Ради Катьки и Доника я пойду на все! – Мать перешла в наступление. И Доник понимал, что бабушка долго не продержится.
Катька молчала. Сейчас она придет и начнет решать проблему – оставлять себе туфли или нет… интересно, будут ли они хитрить и утаивать что-нибудь от Аполлона? Если будут, то они глупые – Аполлон- Союз со своими соратниками наверняка к утру разработают систему… Но и пришельцы будут дураками, если до утра останутся в своем облике.
– Дураки, – сказал Доник вслух. Он подумал, что если они могут угадывать мысли, то, наверное, услышат и слова. – Вам надо отсюда рвать когти. И подальше… правда, вы не знаете куда, вам трудно без людей – вам нужно, чтобы было с кем вместе… я так понимаю? Вы не можете существовать в ненависти, в нелюбви, во вражде – просто не можете существовать.
– Да, – ответила комната. Не какое-нибудь ее место, а вся комната.
– В вашем мире состояние счастья – эта самое обычное и единственно возможное состояние? – спросил Доник.
– Да.
Комната замолчала.
Вошла Катька.
– Ты чего без света? – спросила она.
Доник задернул занавески.
– У Волковых собачек убили, – сказал он.
– Ну уж не убили! – сказала Катька. – И вовсе не собачек.
«И ты мне не союзник», – подумал Доник.
Доник перешел в большую комнату и дождался, пока мать вышла.
– Бабушка, – сказал он, – дай мне рублей десять.
– Зачем?
– Мы с Барбосом гулять пойдем.
– Далеко?
– Я смотрел на сестер Волковых, – сказал Доник, – у них собачек убили, и вспомнил о тете Дусе. В Пушкине.
– Ты прав, – сказала бабушка, – у нее большой участок, и никто к ней не сунется.
– Я думаю, им надо переждать, пока за ними прилетят, чтобы их не убили.
– А они тебя поймут?
– Ты молодец, бабушка, – сказал Доник. – Другая бы начала кудахтать – десять часов вечера, а ты электричкой, за город, это так опасно!
– Лучше возьми такси, я тебе тридцатку дам. У меня есть. Тебе надо утром вернуться, чтобы они не догадались, что ты уезжал.
– Ладно, – сказал Доник. Он взял деньги. И вовремя, потому что вернулась мать. – Мы пошли гулять, – сказал он. – Где Барбос?
Барбос выскочил из-за дивана. Он держал в зубах мышку.
– Дурак, – зашипел на него Доник, и мышка исчезла, а на шее у Барбоса возник тонкий ошейник.
– Ты далеко не отходи, – сказала мать, включаясь в экран телевизора, словно всей истории с пришельцами и не было. Доник посмотрел на трюмо – флакон с духами исчез. Значит, пришельцы принимают меры. Даже интересно – какие меры?
Барбос первым побежал через дорогу, Доник за ним.
Когда он прошел уже половину сквера, он остановился, стараясь понять, идут ли с ним пришельцы. И тогда он услышал легкое трепетание крыльев – над ним, над головой, совсем низко, кружила стая птиц – воробьев, ласточек, стрижей, синиц – не время в десять вечера собираться в стаю таким разным птицам…
Тогда Доник пошел из города, к тихой пригородной платформе, где останавливается поздняя электричка. Над ним неслась стая птиц, а сзади не спеша трусили штук десять Барбосов – не ссорились, не обращали друг на дружку внимания – гуляли с хозяином.
