Тем временем немцы добежали до пастухов. Все произошло так быстро, что Анна чуть было не попросила Кина прокрутить сцену еще раз. Один из пастухов упал на землю и замер. Второй повис на дюжем ратнике, но другой немец крутился вокруг них, размахивая топором, видимо, боясь угодить по товарищу. Третий пастух бежал к воротам, а за ним гнались человек десять. Он добежал до рва, спрыгнул вниз. Немцы – за ним. Анна видела, как в отчаянии – только тут до нее докатилось отчаяние, управлявшее пастухом, – маленькая фигурка карабкалась, распластавшись, по отлогому склону рва, чтобы выбраться к стене, а ратники уже дотягивались до него.
Один из преследователей рухнул на дно. Это не остановило остальных. Стрелы впивались в траву, отскакивали от кольчуг, еще один ратник опустился на колени, прижимая ладонь к раненой руке. Передний кнехт наконец догнал пастуха и, не дотянувшись, ударил его по ноге. Боль – Анна ощутила ее так, словно ударили ее, – заставила пастуха прыгнуть вперед и на четвереньках заковылять к стене. Яркая красная кровь хлестала из раны, оставляя след, по которому, словно волки, карабкались преследователи.
– Открой ворота! – закричала Анна.
Жюль вздрогнул.
Еще один немец упал, пытаясь вырвать из груди стрелу, и, как будто послушавшись Анну, ворота начали очень медленно растворяться наружу. Но пастуху уже было все равно, потому что он снова упал у ворот и настигший его ратник всадил ему в спину боевой топор и тут же сам упал рядом, потому что по крайней мере пять стрел прошили его, приколов к земле, как жука.
В раскрывшихся воротах возникла мгновенная толкучка – легкие всадники в черных штанах, стеганых куртках и красных колпаках, с саблями в руках, мешая друг другу, спешили наружу.
– Ну вот, – сказала Анна, – могли бы на две минуты раньше выскочить. Стадо-то они вернут, а пастухов убили.
Пастух лежал на груди в луже быстро темнеющей крови, и лошади перескакивали через него. Вслед за ятвягами уже медленнее выехали еще несколько воинов в кольчугах со стальными пластинами на груди и конических железных шлемах со стальными полосами впереди, прикрывающими нос. Анна сразу угадала в одном из всадников рыжего красавца.
– Смотрите, – сказала она. – Если он сейчас погибнет...
Кин бросил шар вниз, ближе к всадникам.
Когда из ворот выскочили ятвяги, Анна почему-то решила, что русские уже победили: не могла отделаться от неосознанной убежденности в том, что смотрит кино. А в кино после ряда драматических или даже трагических событий обязательно появляются Наши – в тачанках, верхом или даже на танках. После этого враг, зализывая раны, откатывается в свою берлогу.
Стадо к этому времени отдалилось от стен. Те ратники, которые не стали гнаться за пастухом, умело направляли его к ручью, оглядываясь на крепость, знали, что русские отдавать коров так просто не захотят. Навстречу им к ручью спускались рыцари.
Ятвяги, словно не видя опасности, закрутились вокруг запуганных коров, рубясь с загонщиками, и, когда на них напали тяжело вооруженные рыцари, сразу легко и как-то весело откатились обратно к крепости, навстречу дружинникам.
Немцы стали преследовать их, и Анна поняла, что стадо потеряно.
Но рыжий воин и дружинники рассудили иначе. Захватывая мчащихся навстречу ятвягов, как магнит захватывает металлические опилки, они скатились к рыцарскому отряду и слились с меченосцами в густую, плотную массу.
– Если бы стада не было, – заметил вдруг Кин, возвращая Анну в полумрак комнаты, – рыцарям надо было его придумать.
К этому моменту Анна потеряла смысл боя, его логику – словно ее внимания хватило лишь на отдельные его фрагменты, на блеск меча, открытый от боли рот всадника, раздутые ноздри коня... Рыжий красавец поднимал меч двумя руками, словно рубил дрова, и Анне были видны искры от удара о треугольный белый с красным крестом щит могучего рыцаря в белом плаще. Откуда-то сбоку в поле зрения Анны ворвался конец копья, которое ударило рыжего в бок, и он начал медленно, не выпуская меча, валиться наземь.
– Ой! – Анна привстала: еще мгновение – и рыжий погибнет.
Что-то черное мелькнуло рядом, и удар рыцаря пришелся по черному кафтану ятвяга, закрывшего собой витязя, который, склонившись к высокой луке седла, уже скакал к крепости.
– Все, – сказал Жюль, – проверка аппаратуры. Перерыв.
– Ладно, – сказал Кин. – А мы пока поймем, что видели.
Шар начал тускнеть. Кин выпростал руки. Устало, словно он сам сражался на берегу ручья, снял перчатки и швырнул на постель.
Последнее, что показал шар, – закрывающиеся ворота и возле них убитый пастух и его убийца, лежащие рядом, мирно, словно решили отдохнуть на зеленом косогоре.
12
В комнате было душно. Квадрат окошка почернел. Анна поднялась с табурета.
– И никто не придет к ним на помощь? – спросила она.
– Русским князьям не до маленького Замошья. Русь раздроблена, каждый сам за себя. Даже полоцкий князь, которому формально подчиняется эта земля, слишком занят своими проблемами...
Кин открыл сбоку шара шестигранное отверстие и засунул руку в мерцающее зеленью чрево.
– Это был странный мир, – сказал он. – Неустойчивый, но по-своему гармоничный. Здесь жили литовцы, летты, самогиты, эсты, русские, литва, ливы, ятвяги, семигалы... некоторые давно исчезли, другие живут здесь и поныне. Русские князья по Даугаве – Западной Двине собирали дань с окрестных племен, воевали с ними, часто роднились с литовцами и ливами... И неизвестно, как бы сложилась дальше судьба Прибалтики, если бы здесь, в устье Даугавы, не высадились немецкие миссионеры, за которыми пришли рыцари. В 1201 году энергичный епископ Альберт основал город Ригу, возник орден святой Марии, или Меченосцев, который планомерно покорял племена и народы, крестил язычников – кто не хотел креститься, погибал, кто соглашался – становился рабом. Все очень просто...
– А русские города?
– А русские города – Кокернойс, Герсике, Замошье, потом Юрьев – один за другим были взяты немцами. Они не смогли объединиться... Лишь литовцы устояли. Именно в эти годы они создали единое государство. А через несколько лет на Руси появились монголы. Раздробленность для нее оказалась роковой.
Кин извлек из шара горсть шариков размером с грецкий орех.
– Пошли в большую комнату, – сказал он. – Мы здесь мешаем Жюлю. К тому же воздуха на троих не хватает.
В большой комнате было прохладно и просторно. Анна задернула выцветшие занавески. Кин включил свою лампу. Горсть шариков раскатилась по скатерти.
– Вот и наши подозреваемые, – сказал Кин. Он поднял первый шарик, чуть сдавил его пальцами, шарик щелкнул и развернулся в плоскую упругую пластину – портрет пожилой дамы с набеленным лицом и черными бровями.
– Кто же она? – спросил Кин, кладя портрет на стол.
– Княгиня, – быстро сказала Анна.
– Не спешите, – улыбнулся Кин. – Нет ничего опаснее в истории, чем очевидные ходы.
Кин отложил портрет в сторону и взял следующий шарик.
Шарик превратился в изображение длиннолицего человека с поджатыми капризными губами и очень умными, усталыми глазами под высоким, с залысинами, лбом.
– Я бы сказала, что это князь, – ответила Анна вопросительному взгляду Кина.
– Почему же?
– Он пришел первым, он стоит рядом с княгиней, он роскошно одет. И вид у него гордый...
– Все вторично, субъективно.
Следующим оказался портрет тонкой девушки в синем плаще.
– Можно предложить? – спросила Анна.
– Разумеется. Возьмите. Я догадался.
Кин протянул Анне портрет рыжего красавца, и та положила его рядом с готической девушкой.
– Получается? – спросила она.
