– Просто Геннадий, дед Геннадий. Какими судьбами? А я вот вчера еще Анне говорил: реставратор Васильев, человек известный, обещал мне, что не оставит без внимания наши места по причине исторического интереса. Но не ожидал, что так скоро.
– Ага, – тихо сказала Анна. – Разумеется. Васильев. Известный реставратор из Ленинграда.
И в этом, если вдуматься, не было ничего странного: конечно, они бывали здесь раньше, вынюхивали, искали место для своей машины. Серьезные люди, большие ставки. А вот недооценили дедушкиной страсти к истории.
– И надолго? – спросил дед Геннадий. – Сейчас ко мне пойдем, чаю попьем, а? Как семья, как сотрудники? А я ведь небольшой музей уже собрал, некоторые предметы, имеющие научный интерес.
– Обязательно, – улыбнулся Кин очаровательной гримасой уставшего от постоянной реставрации, от поисков и находок великого человека. – Но мы ненадолго, проездом Аню навестили.
– Навестили, – эхом откликнулась Анна.
– Правильно, – согласился дед, влюбленно глядя на своего кумира, – я сейчас мой музей сюда принесу. Вместе посмотрим и выслушаем ваши советы.
Кин вдруг обратил на Анну умоляющий взгляд: спасайте!
– Не бесплатно, – сказала Анна одними губами, отвернувшись от зоркого деда. – Мы погодя зайдем, – сказала она. – Вместе зайдем, не надо сюда музей нести, можно помять что-нибудь, сломать...
– Я осторожно, – сказал дед. – Вы, конечно, понимаете, что мой музей пока не очень велик. Я некоторые кандидатуры на местах оставляю. Отмечаю и оставляю. Мы с вами должны на холм сходить, там я удивительной формы крест нашел, весь буквально кружевной резьбы, принадлежал купцу второй гильдии Сумарокову, супруга и чада его сильно скорбели в стихах.
Анна поняла, что и она бессильна перед напористым дедом. Спасение пришло неожиданно. В сенях скрипнуло, дверь отворилась. Обнаружился Жюль в кожанке. Лицо изуродовано половецкими усами.
– Терентий Иванович, – сказал он шоферским голосом, – через пятнадцать минут едем. Нас ждать не будут. – Он снисходительно кивнул деду Геннадию, и дед оробел, потому что от Жюля исходила уверенность и небрежность занятого человека.
– Да, конечно, – согласился Кин. – Пятнадцать минут.
– Успеем, – сказал дед быстро. – Успеем. Поглядим. А машина пускай ко мне подъедет. Где она?
– Там, – туманно взмахнул рукой Жюль.
– Ясно. Значит, ждем. – И дед с отчаянным вдохновением потащил к калитке реставратора Васильева, сомнительного человека, которому Анна имела неосторожность почти поверить.
«Интересно, как вы теперь выпутаетесь!» Анна смотрела им вслед. Две фигурки – маленькая, в шляпе, дождевике, и высокая, в джинсах и черном свитере, – спешили под откос. Дед размахивал руками, и Анна представила, с какой страстью он излагает исторические сведения, коими начинен сверх меры.
Она обернулась к крыльцу. Жюль держал в руке длинные усы.
– Я убежден, что все провалится, – сообщил он. – Вторая накладка за два дня. Я разнесу группу подготовки. По нашим сведениям, дед Геннадий должен был на две недели уехать к сыну.
– Могли у меня спросить.
– Кин вел себя как мальчишка. Не заметить старика. Не успеть принять мер! Теряет хватку. Он вам рассказал?
– Частично, мой отдаленный потомок.
– Исключено, – сказал Жюль. – Я тщательно подбирал предков.
– Что же будет дальше?
– Будем выручать, – сказал Жюль и нырнул в дверь.
Анна присела на порог, отпила из кринки – молоко было парное, душистое. Появился Жюль.
– Не забудьте приклеить усы, – сказала Анна.
– Останетесь здесь, – сказал Жюль. – Никого не пускать.
– Слушаюсь, мой генерал. Молока хотите?
– Некогда, – сказал Жюль.
Анне было видно, как он остановился перед калиткой, раскрыл ладонь – на ней лежал крошечный компьютер – и пальцем левой руки начал нажимать на кнопки.
Склон холма и лес, на фоне которых стоял Жюль, заколебались и начали расплываться, их словно заволакивало дымом. Дым сгущался, принимая форму куба. Вдруг Анна увидела, что перед калиткой на улице возникло объемное изображение «газика». Анна отставила кринку. «Газик» казался настоящим, бока его поблескивали, а к радиатору приклеился березовый листок.
– Убедительно, – сказала Анна, направляясь к калитке. – А зачем вам эта голография? Деда этим не проведешь.
Жюль отворил дверцу и влез в кабину.
– Так это не голография? – тупо спросила Анна.
– И не гипноз, – сказал Жюль.
Вспомнив о чем-то, он высунулся из машины, провел рукой вдоль борта. Появились белые буквы: «Экспедиционная».
– Вот так, – сказал Жюль и достал ключи из кармана. Включил зажигание. Машина заурчала и заглохла.
– А, чтоб тебя! – проворчал шофер. – Придется толкать.
– Я вам не помощница, – сказала Анна. – У вас колеса земли не касаются.
– А я что говорил, – согласился Жюль.
Машина чуть осела, покачнулась и на этот раз завелась. Набирая скорость, «газик» покатился по зеленому откосу к броду.
Анна вышла из калитки. На земле были видны рубчатые следы шин.
– Очевидно, они из будущего, – сказала Анна сама себе. – Пойду приготовлю обед.
Лжереставраторы вернулись только через час. Пришли пешком с реки. Анна уже сварила лапшу с мясными консервами.
Она услышала их голоса в прихожей. Через минуту Кин заглянул на кухню, потянул носом и сказал:
– Прекрасно, что сообразила. Я смертельно проголодался.
– Кстати, – сказала Анна. – Моих продуктов надолго не хватит. Или привозите из будущего, или доставайте где хотите.
– Жюль, – сказал Кин, – будь любезен, занеси сюда продукты.
Явился мрачный Жюль, водрузил на стол объемистую сумку.
– Мы их приобрели на станции, – сказал Кин. – Дед полагает, что мы уехали.
– А если он придет ко мне в гости?
– Будем готовы и к этому. К сожалению, он преклоняется перед эрудицией реставратора Васильева.
– Ты сам виноват, – сказал Жюль.
– Ничего, когда Аня уйдет, она запрет дом снаружи. И никто не догадается, что мы остались здесь.
– Не уйду, – сказала Анна. – Жюль, вымой тарелки, они на полке. Я в состоянии вас шантажировать.
– Вы на это не способны, – сказал Кин отнюдь не убежденно.
– Любой человек способен. Если соблазн велик. Вы меня поманили приключением. Может, именно об этом я мечтала всю жизнь. Если вам нужно посоветоваться со старшими товарищами, валяйте. Вы и так мне слишком много рассказали.
– Это немыслимо, – возмутился Кин.
– Вы плохой психолог.
– Я предупреждал, – сказал Жюль.
Обед прошел в молчании. Все трое мрачно ели лапшу, запивали молоком и не смотрели друг на друга, словно перессорившиеся наследники в доме богатой бабушки.
Анна мучилась раскаянием. Она понимала, что и в самом деле ведет себя глупо. Сама ведь не выносишь, когда невежды суют нос в твою работу, и, если в тебе есть хоть капля благородства, ты сейчас встанешь и уйдешь... Впрочем, нет, не сейчас. Чуть позже, часов в шесть, ближе к поезду. Надо незаметно ускользнуть из дома, не признавая открыто своего поражения... И всю жизнь мучиться, что отказалась от
