– Не могу без работы, – сказал Одуванчик. – Руки мои тянутся к труду. И вроде пенсия у меня хорошая, и квартира есть, а все продолжаю приносить пользу людям.
– Значит, договорились? – спросил Порейко.
– Что-то твой Юрик очень злой, это плохо, – сказал Одуванчик. – Людей надо любить, а не калечить.
– Александра в больнице, – ответил также коротко Порейко. – Люблю я Александру, жениться на ней собрался.
– Неужели Александру обидели? Значит, я был прав, когда рассердился на бездельников. Но за Александру они от меня вдвое получат. Так что иди, Трофимыч, гуляй, воспитывай своих молодых ветеранов. Нам с тобой делить нечего.
Мы вышли наружу. Тучи подобрались к самому солнцу. Воздух был тяжким, мокрым, парным.
– Врет он все, – сказал Порейко.
Одноглазый Джо уже пошел вдоль рядов, остановился возле торговки, стал прицениваться к огурчикам.
– Ты думаешь, что он чудак – Одуванчик? – сказал Порейко.
– Я так не думаю.
– Он на рынке сидит как паук. Контролирует рынок, а когда рядом хозяйский глаз, всегда можно пожаловаться или совета попросить.
– Он вас не любит? – спросил я.
– Конечно, не любит, но ссориться со мной не будет. И особенно ему неприятно, что Александру задели. Это уж совсем не по-людски. Но он ничего поделать со своими не может. Они же отмороженные, надо с ними разобраться. А ты как думаешь?
Мы вышли с рынка и остановились. Порейко закурил.
– Не знаю ваших возможностей, – сказал я.
– Правильно, и я спешить не буду, – сказал Порейко. – Но когда время придет, я их отправлю куда положено.
– А куда?
– Так вот что тебе надо? Я специально, гад, тебя испытывал!
– А это не я спросил. Это Джо спросил, – ответил я.
– Точно, – согласился Джо. – Куда ты их отправишь, Трофимыч?
– А пошел ты!
Вдруг Порейко остановился и погрозил кому-то пальцем.
Я поглядел в ту сторону. За воротами рынка стоял Кирилл. Смотрел он на меня с нескрываемой ненавистью.
– Я бы ему не доверял, – заметил Порейко.
– Даже после вашей беседы с Одуванчиком? – спросил я.
– Эффект есть, – ответил Порейко. – По крайней мере он не кидается на прохожих. Обратил внимание?
– Обратил. Только я бы на вашем месте тоже был с ним осторожен.
– Почему? – Порейко смотрел на меня, чуть склонив голову, ветерок, предвестник близкой грозы, разметал его параллельную конструкцию на голове.
– Любовь – великий катализатор, – сказал я. – А он неравнодушен к Александре.
– Это точно! – откликнулся Одноглазый Джо.
– Молчать! – прикрикнул на нас Порейко. – Пошли, поглядишь на мой кар, мне водила нужен.
Солнце зашло, ветер становился все сильней, и Порейко зря достал свою расческу – ветер поднимал пряди вертикально.
Мы побежали. Мы бежали долго, квартала два, потом, запыхавшись, влетели в полуоткрытую калитку, в заросший такой ровной зеленой травой двор, словно здесь трудился английский газонокосильщик.
Первые капли дождя ударили по пыли и траве.
Во дворе расположился красный кирпичный гараж с железными воротами.
Порейко достал связку ключей, самым большим из них открыл ворота. Налетел отчаянный порыв ветра, который намеревался свалить нас с ног. Мы спрятались в гараж. Хлынул ливень.
В сарае стоял «Мерседес-600», синий в искру, с затемненными стеклами.
– Видел такую? – спросил Порейко.
– Видел, – сказал я.
– Водить приходилось?
– Ну не эту точно, но «Мерседес» водил.
