все о себе знать, а мне мало что известно. Разве это порядок? Это непорядок.
– Вы уже знаете мою биографию.
– А ты не формально, по-человечески. Например, братья, сестры у тебя остались?
– Есть сестра, в Сызрани.
– Замужем?
– И двое детей. Мужа зовут Георгием, он брюнет, работает в рыбинспекции, у них двухкомнатная квартира...
– Хватит. С ним все ясно. Фамилия Георгия?
– Арутюнян.
У них нет времени проверять. И не будет он проверять. Порейко планирует для меня какую-то другую судьбу.
– А вот когда ты из Африки вернулся, то где жил?
– Я жил в Москве, у любовницы. Мою любовницу зовут Любой, она кончает курсы иностранных языков, сама темная блондинка, глаза серые, шрамов пока не заметил...
– Нормально, спасибо. – Порейко делал вид, что идет нормальная беседа. – Мы и ее проверим. Фамилию не забыл?
– Не забыл. Кузнецова, Любовь Викторовна.
– А теперь расскажи...
К счастью, тут мы добрались до дома Порейки, и я его не успел придушить. Может быть, мой отчаянный поступок и сорвал бы всю нашу операцию, но принес бы пользу человечеству в целом. Я почему-то вспомнил рассуждения Маркова о том, как прореживают лес. Самый главный сорняк шагал рядом со мной и делал вид, что принимает на веру мои глупости. Но в тот момент я еще не подозревал, насколько он опасен.
Я позвонил, Аркадий не открыл. Наверное, пошел провожать Риту, почему-то подумал я. Я толкнул дверь. Дверь была отперта. Это тоже меня не удивило. Я не знал привычек Аркадия. Но был уверен, что красть у него дома нечего. Так что он вполне мог оставлять дверь открытой настежь. Я прошел на кухню. Там стояли две недопитые чашки. И вот тут я, несмотря на открытые окна, почувствовал запах крови. У меня удивительное, звериное обоняние, я никому в этом не признаюсь, скорее во избежание шуток. Я вошел в комнату, уже зная, что они убили Аркадия. Впрочем, к такому выводу давно надо было бы прийти. Надо было бы прийти к такому выводу, а не гулять по ночным улицам, создавая алиби Порейке, как будто он был моим задушевным другом.
Аркадий лежал в углу между тахтой и стеной, опершись спиной о прикроватный столик. Он, видно, отступал от них, но не звал на помощь, что-то не позволяло ему звать на помощь. Он отступал, потом отступать больше было некуда, и они его достали и зарезали. Причем он видел, что они хотят сделать, отбивался и хватался руками за лезвие – его пальцы были окровавлены и изрезаны.
Они разрезали ему горло большим кухонным ножом.
Нож валялся тут же, они бросили его.
Но я сначала сел на корточки и стал щупать пульс, потом приподнял веко; это был пустой труд: Аркадий был мертв уже несколько минут, а может быть, и полчаса – я не знаю, с какой скоростью охлаждается тело, тем более в такой теплый вечер. Тело еще было теплым.
Я знал, что есть телефон у соседа.
Я вышел на лестничную площадку и постучал в дверь напротив. Но не сильно, не тревожно, как мне хотелось, а заставил себя позвонить робко и коротко, будто я пришел занять соли.
В двери был глазок, меня долго разглядывали, потом мужской голос спросил:
– Чего тебе?
– Я напротив живу, – сказал я, – я брат Аркадия.
– Ага, – сказал голос, – я тебя видел.
– Скажите, откуда можно позвонить?
– А зачем?
Господи, ну в какой стране я живу!
– С Аркадием несчастье, мне нужно вызвать «Скорую».
– Подрались, что ли?
Чтобы слышать друг друга, нам приходилось говорить громко, почти кричать, но моего собеседника это совершенно не смущало.
– Да вы скажите, где телефон?
– Нет телефона, – сказал голос. – А ты в больницу сходи.
– А где больница?
– А как выйдешь из подъезда, так поверни направо и по тропке, по тропке, не отклоняйся, еще два дома будет, там спросишь.
Я понял, что пользы от него больше не добьюсь, и кинулся бежать.
Тропинка повела меня сквозь заросли сорных кустов. В кустах кто-то возился и страстно подвывал.
