бы воспользоваться аэропланом. Но я и не числю вас среди подозреваемых. Не числю, но обязан спросить. А что хотели спросить вы?
– Первое: как себя чувствует Глаша?
– Глафира Станиславовна находится в тяжелом состоянии, – сказал Вревский. – Но мы рассчитываем, что она придет в себя и нам поможет.
– Могу я ее навестить?
– Вряд ли доктор разрешит разговаривать с полутрупом.
Андрей даже поморщился. Следователь вызывал в нем антипатию. Такой молодой, лет тридцать, а уже два просвета в петлицах.
– Меня пригласили вести это дело, – сказал Вревский, как бы отвечая на невысказанный вопрос Андрея, – потому что я случился здесь по совсем другому делу. Однако, узнав о случившемся, Великий князь Александр Михайлович, который был знаком с вашим отчимом, лично попросил найти для дела опытного специалиста. Ему пошли навстречу. – Вревский наклонил голову и превратился в желтого низколобого ежика.
Он принялся пить кофе, отставив толстый крепкий мизинец, и этот жеманный жест усилил неприязнь Андрея к следователю.
– Вижу, вы покончили с завтраком? – сказал Вревский, поднимаясь и не сомневаясь, что Андрей последует его примеру. – На улице прохладно. Может быть, вам следует одеться?
– Нет, спасибо, – сказал Андрей.
– Тогда продолжим наш разговор на набережной, – сказал Вревский, – по дороге в дом господина Берестова.
Он пропустил Андрея в стеклянную дверь.
– Я вообще не сторонник формальных методов расследования, – сказал следователь, щурясь от холодного осеннего солнца и натягивая фуражку чуть набекрень, отмерив пальцем середину козырька. – Доверительная беседа на свежем воздухе может дать более, чем долгий и изнурительный допрос.
– Мне кажется, – сказал Андрей, – что вы разговариваете со мной как с подозреваемым. Но я же не имел ни физической, ни психической возможности совершить преступление.
– Что касается физической возможности, это мы проверим, а вот касательно интересов иного плана – тут все сложнее. Вы ведь наследник господина Берестова?
– Я и не знал.
– Знали, голубчик, знали. Кому как не вам наследовать его имущество?
– Есть Глафира.
– Ах оставьте, – усмехнулся Вревский. – При чем здесь Глафира?!
Одноглазый чистильщик пиратского вида сидел под балконом у ванн Роффе, рядом с ним на невысокой табуретке – молодой человек в пиджаке и кепи. «Не он ли, – подумал Андрей, – преследовал меня ночью? Сказать об этом следователю? Ни в коем случае».
Чистильщик узнал Андрея, подмигнул ему и крикнул:
– Чистить-блистить, добро пожаловать!
Молодой человек встал и медленно пошел по набережной так, чтоб Андрей не видел его лица.
– Существует заверенное нотариусом завещание, – сказал Вревский, – на ваше имя. Оно составлено несколько странно, я с ним ознакомился, однако вы пока что прочесть его не можете, так как официально ваш отчим числится без вести пропавшим, а не усопшим.
– Значит, и вы не имели права читать завещание.
– Совершено преступление, господин Берестов. Я представляю собой правосудие, и я сам решаю, какие шаги надо предпринять, чтобы оно восторжествовало.
– Есть закон, и он выше любого следователя.
– Ах, голубчик, сейчас идет великая война и не время рассуждать о мелочах.
Откуда он научился этому «голубчику»? Наверное, был офицером, да потом выгнали. Андрей знал, что несправедлив, так как Вревский наверняка окончил университет.
– Наследник в следственной практике – наиболее очевидный подозреваемый, – рассуждал между тем Вревский. Со стороны они, наверное, казались приятелями, гуляющими после завтрака. – Вы ведь живете в Москве, нуждаетесь в средствах и не чаяли дождаться, пока старый отчим добровольно скончается. А он у вас крепкий.
– Прекратите! – сказал Андрей. – Я уйду. Я не намерен выслушивать ваши инсинуации.
– Тогда мы будем беседовать с вами в другом месте. – И тут же Вревский переменил тон на фамильярный. – Андрей, голубчик, – сказал он, – я не склонен подозревать вас более других. Но у меня сволочная служба – прежде чем отыскать виновного, я должен оскорбить подозрением многих невинных. Давайте надеяться, что я обидел вас – не более. Но в рамках исполнения своего долга. Для меня ведь была небезынтересной ваша реакция. Виновные ведут себя по-одному, невинные – иначе.
– А я?
– Черт вас знает. – И Вревский рассмеялся.
Они свернули наверх, стали подниматься в гору. С каждым шагом все более хотелось повернуть и уйти. Потому что Андрею претило войти в дом в сопровождении безжалостного человека, который будет следить за каждым его движением, за каждым словом.
