– Леонид Моисеевич, у меня есть подозрение, только никому не говорите...
– Не скажу.
– Ваш император – он случайно не вампир?
– Вампир, – спокойно ответил доктор. – Но не от стремления к человеческой крови, я полагаю, он ее не очень жалует, а от убеждения в том, что только таким способом он может сохранить силу и энергию.
– Но ведь это чепуха!
– Поживи у нас и с наше, – усмехнулся доктор, – и тогда тоже будешь верить черт знает во что.
– Значит, на самом деле он не любит Люську?
– А он сказал, что любит?
– Он сказал, что хотел бы, чтобы ей стало семнадцать лет и чтобы тогда она поняла, какой он драгоценный.
– Забавно, – заметил доктор. – А вы не разбираетесь в детских железных дорогах?
– Нет, уже семь лет как мою выкинули.
– Жаль.
– Значит, он хочет высосать ее кровь? – Егор внутренне содрогнулся от отвращения.
– Не придумывай ужасов, – сказал доктор. – Мы здесь цивилизованные персоны.
– Даже когда сжигаете женщину на костре?
– Она не женщина, а уголовная преступница.
Доктор ткнул пальцем в занавеску, наступила тишина. Люська во сне забормотала.
– А вы давно здесь? – спросил Егор.
– Давно, – ответил доктор. – Я сюда попал еще до войны.
– Значит, железную дорогу только здесь увидели?
Леонид Моисеевич поправил сбившуюся набок бороду, разложил ее по груди редким веером, поднялся с колен и ответил обстоятельно, показав, что сумел заглянуть в мысли Егора:
– Да, я попал сюда в тридцать седьмом. Когда никто и не мечтал о таких игрушках. Но потом я увидел одну – когда у вас появился магазин «Детский мир». Мне приносили пациенты. Кто вагончик, кто – домик. Я собрал этот мирок, мой собственный. Но в последние годы вагончики пропали. Видно, их не осталось в «Детском мире». За ними надо ехать в Лейпциг.
– Куда?
– В Германию, в город Лейпциг. Там их изготавливают, и, говорят, там есть специальный магазин не то на улице Карла Маркса, не то на площади Димитрова.
– А разве у вас тут есть Германия?
– Земля круглая. У нас есть и Австралия, только я не уверен, живут ли в Австралии люди. Хотя почему бы и не жить им – ведь несчастных и загнанных людей достаточно во всем мире. К сожалению, связей с другими странами у нас почти нет. Из-за шуток природы. Природа не разрешает нашему миру иметь автомобили или самолеты. Пробовали туда отправиться на воздушном шаре... Но беда в том, что люди, пожившие здесь несколько лет, становятся иными. Кровь в их жилах сменяется питательной смесью и становится холоднее на шесть градусов. Мы ведь не теплокровные млекопитающие, как можно предположить по внешнему виду. Попробуйте мою руку – чувствуете, какая холодная? Нет, это не возраст. Просто черепахи и крокодилы долго живут. Мы тоже бесконечно живем, потому что окружающая температура здесь постоянна. Ты понял?
– И это будет со мной?
– Обязательно будет. И даже вся кровь младенцев тебе не поможет.
При том Леонид Моисеевич недобро усмехнулся.
– Я не хотел бы сам стать таким, – голосом воспитанного мальчика ответил Егор.
– Кошмар, – сказал доктор. – Но еще хуже было испытать страх, овладевший в новогоднюю ночь доктором медицины, профессором Рубинштейном, когда за мной пришли. Я был согласен на все...
Доктор смущенно поморщился и пошел за занавеску посмотреть, как себя чувствует Люська.
Вернулся он через минуту.
– Все в порядке, – сказал он и улыбнулся. Щечки у доктора были в голубых жилках сосудов. – Все в порядке, вы можете соорудить воздушный шар и лететь на нем в Лейпциг, если город Лейпциг существует. Наша беда в том, что за Минском начинается болотный пустырь. Оттуда не возвращаются. Говорят, в тех болотах живут страшные твари, которые пожирают путников.
– Ерунда, – сказал Егор. – Я полечу на воздушном шаре, я пойду в те болота. Честное слово, я много чего смогу, потому что еще хуже для меня остаться здесь.
– У каждого своя судьба. И вашей подруге здесь не место.
– Я все слышу, – сказала из-за занавески Люська. – Откройте занавеску, я видеть хочу.
– Отдыхай, отдыхай, – сказал доктор.
Худая Люськина рука отодвинула занавеску в сторону.
Люська сидела на кушетке. На плечи она плащом накинула простыню, но видно было, что грудь и живот
