ним почти вплотную – заговорил:
– Я хочу знать, кто посмел остановить мой мотор?
Главный бандит оттолкнул Колю, тот не ожидал толчка, пошатнулся, на секунду его речь прервалась.
Ефимыч отошел к Лидочке, подхватил ее, потому что увидел, что она теряет сознание.
– А ну пошли! – приказал главный бандит. Пистолет он направил на пленников.
– Погоди, – сказал Ефимыч, – видишь, барышне дурно!
– Барышню можешь здесь бросить, – сказал бандит. Второй почему-то рассмеялся. И заговорил, смеясь, не по-русски. Ефимыч был из Пскова, он не догадался, что за язык. А Коля понял – татарский. Правда, он его знал плохо. Плохо, но достаточно, чтобы понять слова бандита: «Оставь и меня здесь. Я посмотрю, она не убежит».
– Молчать! – сказал главный бандит по-русски. – Все молчать!
Ефимыч взял Лидочку на руки, она была легкая, тонкая, он понес ее следом за главным бандитом. Потом шел Коля, потом еще один бандит. Тот, который смеялся, остался у автомобиля.
Они шли недолго, по заросшей кустарником просеке, поднимаясь от дороги вверх, свернули за выступающую скалу и оказались на поляне, где стояла небольшая каменная, в одно окно, хижина, перед ней горел костер, у костра сидели несколько человек. Никто не встал навстречу.
Главный бандит заглянул в слабо освещенную дверь хижины.
– Не приходил? – спросил он по-татарски. Только Коля его понял.
– Скоро придет, – откликнулись из хижины.
Ефимыч опустил Лидочку на землю у костра, но не рядом, а за спинами сидевших там бандитов. Голову ее он положил себе на колени.
– Воды дай, – сказал он.
Люди у костра оглядывались. Потом один из них зачерпнул кружкой из котелка, висевшего на костре, и протянул Ефимычу.
– Ранили или больная? – спросил он.
– Плохо ей стало, испугалась, – сказал Ефимыч.
– Это бывает, – сказал бандит.
Ефимыч принялся дуть на воду. Коля стоял неподалеку, руки за спину. Во всей этой сцене была какая-то задумчивость, замедленность, будто действие происходило во сне или под водой.
Так продолжалось минуты три-четыре. Ефимыч дал Лидочке хлебнуть горячей воды. Она закашлялась. Ефимыч помог ей сесть рядом, на тонкие бревна, лежавшие у костра. Он поддерживал ее. Лидочка плохо соображала.
Из хижины вышел пожилой татарин – если о прочих нельзя было сказать, татары они или русские, потому что одеты они были в военную одежду, то этот человек был одет как татарский крестьянин.
– Ты их обыскал? – спросил он. Опять же по-татарски. Уверенный, что никто из пленников его не поймет. Не мог же он догадаться, что этот морской офицер вырос в Глухом переулке в Симферополе, где каждая третья семья – татары?
– Они не будут стрелять, – сказал тот.
– Ты не знаешь. Ты бумагу возьми.
– Встань – пойди сюда, – сказал бандит Коле. По-русски.
– Зачем?
– Тебе сказали. И подними руки.
– Вы не имеете права! – сказал Коля. – Я представляю Черноморский флот. Вы понимаете, что это значит? Одного выстрела шестидюймовки достаточно, чтобы от вашего логова ничего не осталось.
– Твоя шестидюймовка не знает, куда стрелять, – сказал бандит. – Пускай стреляет. А ты руки подними – подними, подними, я тебя не обижаю, это порядок такой.
– И обыщите машину! – раздался голос из хижины. Голос был знаком Коле.
Коля понял, что они искали письма из Ай-Тодора.
Коля осторожно кинул взгляд на Лидочку. Она могла понимать татарский. Только бы не испугалась и не отдала письмо.
Бандит провел руками по бокам Коли, по ногам, между ног. Полез во внутренний карман – вытащил бумажник. Коля терпел – он пытался уговорить себя, что все это происходит не с ним – что он читает роман Кервуда или Жюля Верна. Руки у бандита были холодные, а изо рта пахло луком. Было противно, но Коля терпел. И думал сейчас не о себе, а о том, что нужно спасти письмо. Это странные бандиты, они ведут себя совсем не как бандиты – они ищут письмо. Если бы не татарская речь, Коля не сомневался бы, что засада подстроена Ялтинским Советом, который подозревает Колчака в связи с Романовыми. Но это были крымские татары. Значит, у Ялтинского Совета есть свои татарские банды?
Бандит сказал:
– Застегивайся. – И понес бумажник Коли своему начальнику.
В одной руке у него был бумажник. Во второй – маленький флакон.
– Это что такое? – спросил татарин строго. – Это яд, да?