У нападающих были в основном луки и пращи, а также всякого рода копья и топоры – это была армия каменного века. Ее оружие было примитивным.
А войны, если и случались, не могли зваться войнами – были стычки между бандами.
Настоящее оружие сюда не попадало. А если и попадал пистолет, он отказывался работать. Потому солдат у Биржи мог расстрелять патроны, что были в автомате, но, перезарядивши автомат, он ничего не добился. Оставалось использовать оружие как дубинку.
Несколько стрел влетело внутрь Смольного.
Они добрались до цели на излете, так что вреда не причинили.
Нападающие шумели зловеще и громко.
Особенно монахи, которые пели какой-то гимн или псалом, слов не разберешь, но понятно, что пощады ждать не приходится.
Монахи шли подобием римского легиона, сплоченными рядами, локоть к локтю. Они были похожи друг на друга, только бороды у одних отросли немного, а у других так и не выросли.
Солдаты Клюкина подтягивались с боков, они-то и стреляли из луков и кричали разрозненно, но боевито.
Берия уже видел рожи, разверстые в криках рты, бешеные, но тусклые глаза...
Вот они начали подниматься по лестнице.
Берия мысленно торопил их.
Он ждал, что вот-вот вдали, от ворот, появятся его шахматисты, его главное сокровище.
От волнения и ожидания в глазах Берии все начало двигаться замедленно.
И чем более он торопил нападавших, тем медленнее они передвигались.
Но вот они уже в опасной близости от дверей.
Еще несколько шагов, и они ворвутся внутрь.
Тогда не устоять.
Уже начали отступать оробевшие велосипедисты.
И тогда Берия закричал:
– Огонь!
Он вообразил себя героем Бородина, офицером, поднявшим руку в белой перчатке.
Сейчас рванут огнем сотни пушек его батарей.
– Огонь же!
И велосипедисты отпустили ковш, он рванулся кверху, ударился с размаху о железную балку и метнул металл и камни в толпу.
Берия и сам не ожидал такого эффекта.
Ревущая толпа словно наткнулась на стеклянную стену.
И если передние начали падать назад, так как каждого из них поразило несколько пуль, задние не понимали, что случилось, и еще несколько шагов они пронесли погибших и раненых товарищей вперед.
– Заряжай снова! – закричал Берия.
Он был в восторге. Ему хотелось прыгать, только ноги не слушались.
Пораженных было больше, чем тех, кто уцелел, но не все из упавших умерли, большей частью они были ранены или контужены.
– Ну что вы? – Берия понимал, что время – его враг. Нужно выстрелить еще раз, через три минуты враги опомнятся. – Стреляй же! – крикнул Берия. – Пли!
Но пушка не выстрелила.
Канониры оттягивали обратно ложку. Сзади стоял мужик, прижимавший к груди тяжелый мешочек с пулями.
– Вперед! – закричал тогда Берия. – Молодцы! Вечность смотрит на нас от стен Москвы! Враг не пройдет! Да здравствует товарищ Сталин!
И тут он увидел, что вдали от ворот идут трое – шахматисты и велосипедист, которого он посылал за ними.
Все! Ваше время истекло.
И Лаврентий Павлович совершил то, чего не совершал никогда в жизни.
Он повел за собой армию в бой.
Всегда он благоразумно следовал совету Чапаева из одноименного фильма: командир должен оставаться позади своих войск, чтобы видеть весь бой и руководить им, стреляя, если надо, в спину припозднившихся соратников.
Но никогда еще у него, да и у Чапаева, не возникало такой критической ситуации.
Видя, как шеф побежал по ступенькам, перепрыгивая через копошащиеся тела врагов, как развевается его длинное пальто, как твердо и прямо возвышается на его голове непримятая шляпа, велосипедисты и
