сожалению, я могу печалиться, устраивать разносы, но бессилен изменить систему. Вы не представляете, до чего тяжелое у нас экономическое положение.
– Представляю, – ответила Кора. – И жду вашей помощи.
– Сейчас будем нажимать на кнопки, Кора, – заявил министр. – И поглядим, есть ли еще порох в пороховницах. А вы далеко не отходите.
Ждать Коре пришлось недолго. Минут через пять железные ворота, громыхая, раскрылись – за ними стояло несколько стражников, готовых впустить в институт неприкасаемую Кору. Стражник, который только что поносил и унижал Кору, выбежал из будки и вытянулся, взяв под козырек. Сам профессор Ромиодор в сопровождении двух ассистенток – одна другой грудастей – спешил по широкому двору навстречу лимузину.
Кора затормозила и надела темные очки – это был психологический трюк, который давал ей преимущество человека, которому нельзя заглянуть в глаза. В то же время видеокамера, спрятанная в оправе очков, фиксировала интерьер института и лица его сотрудников. У ИнтерГпола есть обычай – снимать по возможности все те учреждения, заведения или лаборатории на других планетах, вход в которые запрещен. Порой вход запрещен по соображениям разумности, а порой потому, что местным властям хочется спрятать что-нибудь порочное от галактической общественности.
Профессор показался Коре знакомым: он был упруг, брюхат и оживлен. Зеленые глаза излучали искреннюю радость по поводу встречи с Корой.
– Госпожа Орват! – воскликнул он издали. – Ну как же так! Ну зачем же такие сложности? Мы же не чужие люди!
Кора открыла дверцу лимузина и ступила на плиты двора. У нее была возможность оглядеться и зафиксировать трехэтажные корпуса института, окружающие площадь перед входом. Узкие окна первого этажа были забраны толстыми решетками, двери в корпусах были стальные с глазками, под крышами корпусов виднелись холодные глаза телекамер, а если учесть, что телевидение на планете еще не было изобретено и приемниками пользовались только представители элиты, то понятно было, что институт пользуется высоким покровительством.
– Вы не советовали мне сюда приезжать, – ослепительно улыбнулась Кора, – вот я и приехала.
– Искренне рады! Наш совет не спешить с приездом был вызван лишь нежеланием занимать ваше драгоценное время пустяками. Уже выяснилось, что никакого ограбления и не было… Ах, как мы бываем порой легковерны!
Директор института повел Кору ко входу. Ассистентки семенили сзади, охранники замыкали шествие. Кора обратила внимание на то, что профессор не соблюдает формальностей в одежде, – на костюм, состоящий из куртки и синих брюк, он набросил голубой халат. На волосах – голубая же шапочка, как у хирурга. Подобным образом были одеты и ассистентки.
За стальной дверью обнаружился тамбур, где пришлось задержаться, пока шла дезактивация одежды.
– Мы биологи, – доверчиво объяснил профессор. – Мы имеем дело с различными мелкими организмами, называемыми бактериями. Это болезнетворные существа, от которых следует оберегать результаты наших опытов.
– Спасибо, профессор, – сказала Кора. – Я где-то об этом уже слышала.
Профессор обезоруживающе улыбнулся.
– Порой приходится приводить в институт чинуш, всяких начальников. Вы же понимаете… считайте, что я забылся! Облучение, которому нас сейчас подвергают, безопасно для здоровья. Я облучаюсь порой по пять раз на дню – и вот жив и даже склонен к полноте.
И тут Кора сообразила, кого он ей напоминает: конечно же, драконокормильца. Словно они братья. Спросить об этом? Успеет.
Профессор повел Кору по длинному коридору.
– Куда мы направляемся? – спросила Кора.
– Ко мне в кабинет, – сообщил профессор. – Вы немного передохнете, мои девушки принесут нам прохладительные напитки.
– Простите, но мне хотелось бы понять, что же у вас произошло.
– Просто неосмотрительность. Глупейшая беспечность. Уборщица, представляете, ночная уборщица увидела миску с этим самым… с кормом для драконов. И решила, что это помои. Вот и вылила в канализацию! Какая жалость. Мы уже начали предварительные исследования. Должен сказать, что уже имею полное право написать докладную записку президенту о недопустимом воровстве в Загоне для драконов. Вы можете представить, что в образце пищи, который вы нам представили, вообще не оказалось мяса, если не считать полностью обглоданных костей? Вы мне не верите?
– Верю. А где сейчас эта ночная уборщица?
– Да, кстати, где эта ночная уборщица? – грозно крикнул профессор.
– Где ночная уборщица? – прокатилось по коридорам, перелетая с этажа на этаж, забираясь в подвалы, превращаясь в переспросы, в недоумения, в повторы: «Где ночная уборщица?..»
– Она уволилась, – сообщила наконец одна из полногрудых ассистенток.
– Ой, я виноват! – Профессор Ромиодор даже схватился за сердце. – Конечно же, это моя вина. Я не сдержался и глубоко оскорбил эту достойную, но туповатую женщину. Она плакала, уходя от нас? – обратился профессор к другой ассистентке.
– Не знаю, – пискнула та. – Я не видела.
– Она горько рыдала, – ответила первая ассистентка. – Она говорила, что за десять лет не совершила ни одной ошибки, не допустила ни одного непослушания, и вот – такое отношение! Простите, господин профессор, но так и было!
– Да, моя вина! Или, как говорили некогда древние римляне: «Меа кульпа!» Я правильно цитирую ваших
