– Врет твой Грегг. Убил, а теперь врет!
– Не врет. Он был при смерти… он не убивал профессора. Иначе бы он стал хвастаться этим… я знаю людей.
Врача она не убедила. Но и сама осталась при своем мнении. Путь, по которому шло расследование, оказался тупиком.
– Ну где ты пропала! – встретил ее упреками ассистент. – Дети без тебя извелись.
Дети и в самом деле кинулись к ней со всех сторон. Они терлись об нее пушистыми боками, топотали, норовили свалить и заклевать. Коре показалось, что за прошедшие часы они еще подросли.
– Надо собираться, – сообщил ей Орсекки. – И закрывать экспедицию. Детям вреден этот климат.
Коре, конечно же, надо было объяснить молодому археологу, что никуда отсюда он не улетит, а будет поджидать, пока на Дил-ли как коршуны слетятся все археологи и уважающие себя начальники культуры с его родной Ксеро. Но она чувствовала такую усталость, будто весь день таскала тяжелые бревна. Это была нервная реакция на воздушный бой, но рассказывать сейчас обо всем петушку означало вызвать в нем истерику. Тогда уж не удастся отдохнуть…
Кора сказала, что устала, и, уткнув клюв себе в грудь, задремала. Ей снилось, что она летит над лежащим на земле космическим кораблем, а за ней гонится с ножом Грегг, а она знает, что он хочет отрезать ей голову.
Какие-то голоса мешали спать и в конце концов заставили ее очнуться. За окнами палаты было темно – уже наступил вечер. Редкие снежинки неслись по синему фону.
В палате стоял доктор.
– К сожалению, – повторял он, – я должен ее разбудить.
– Нет, не беспокойте ее, она так устала, – отвечал Орсекки. Цыплята пищали. Лампа горела под потолком.
– Что еще случилось? – устало спросила Кора.
– Грегг умер, – сказал местный врач.
– Он что-нибудь сказал? – спросила Кора, поднимаясь, – сна ни в одном глазу.
– Он говорил о ненависти к курам… в общем, это был бред.
– Правильно, – сказала Кора. – Это был бред. Но у меня есть пленки, где он стреляет в меня из охотничьего бластера.
– Я знаю, – сказал врач. – Пленки уже проявлены и отпечатаны. Убийца профессора известен. Вы можете собираться в обратный путь.
– Его обыскали?
– Да, – ответил местный врач и вынул из кармана фотографию, найденную Корой в кабинете профессора, из-за которой она чуть было не погибла.
– Что это? – спросил Орсекки. Он нервничал. Он чувствовал, что происходит нечто интересное, но его в это не посвящают.
– Завтра, завтра, все завтра, – повторяла Кора, не в силах побороть усталость.
– Это очертания «Небесной птицы»! – воскликнул Орсекки. – Где она?
Кора махнула крылом, чтобы врач ушел из палаты. Тот подчинился.
Орсекки размахивал фотографией перед ее клювом. Кора спрятала голову под крыло и больше не отзывалась на вопросы.
Кора проснулась рано.
Птенцы еще спали. В палате горел свет, и Кора заметила, что цветные перышки на ее детишках подросли и стали еще ярче.
Орсекки не спал. Он по-птичьи сидел у двери и ждал пробуждения Коры, не спуская с нее страстного взора.
Как только он заметил, что она открыла глаза, то сразу сказал:
– Я не спал всю ночь! Что случилось? Ты должна мне открыться. Я не могу более терпеть.
Коре стало жалко петушка.
– Твой шеф в отличие от тебя, – произнесла она, – умел летать. А умеющий летать имеет преимущество: у него шире кругозор.
– По-своему ты права, – осторожно согласился с ней Орсекки.
– Профессор Гальени поднялся над плато, – продолжала Кора, – как только предположил, что корабль «Небесная птица» нашел здесь свое смиренное кладбище.
– Разумеется! – замахал крыльями Орсекки. – Как же я не догадался!
– Потише, детей разбудишь!
– Ах, как же я не сообразил? Он говорил мне, и не раз, что лагерь экспедиции, который мы раскапываем, необычен. Здесь слишком много предметов, нужных на борту. Он подозревал, что корабль потерпел здесь крушение, но я не принимал его слов всерьез, потому что… прости, я привык считать его выжившим из ума стариком, никому не нужным маразматиком!
– Почему ты не летаешь? – строго спросила Кора.
