– Но ведь мы с тобой хотим ее торжества?
– Разве? – удивился мальчик. – А я думал, что не хотим.
– Как так?
– А я видел, – сказал мальчик, глядя в землю. – Я видел, как этого профессора кокнули. Я же всегда возле раскопок ошиваюсь.
– Погоди! – попыталась остановить мальчика Кора.
Но тот припустил к городу. За ним струились золотые перья из хвоста убийцы.
«Ну вот, – рассуждала Кора, шагая по центральной улице городка и автоматически раскланиваясь с прохожими, – ну вот мы и завершили дело. Оказалось, что это не преступление ради корысти, а преступление ради любви.
И чего мы добились?
Мы добились того, что отныне в мире на трех сирот стало больше. Ведь совсем не обязательно новая обитательница тела их мамы, если такая найдется, а тело не разберут на детали, будет с ними так же нежна и заботлива, как совсем чужая земная женщина Кора Орват».
Первые снежинки кружились в воздухе. Еще неделя-другая, и снег пойдет пеленой и затянет раскопки, город и всю планету. То-то будет нелегко комиссии с Ксеро.
Кору начала грызть тревога – ей стало страшно за детей. Бывает же материнское, ничем не обоснованное предчувствие… Нет, больше она здесь быть не могла.
Она побежала по улице, размахивая крыльями.
…Навстречу ей мчался Орсекки. Орсекки тащил колоссальных размеров узел из нескольких простыней. За Орсекки неслись, обгоняя друг дружку, местный врач и шесть или семь медицинских сестер.
– Стой! – закричала Кора.
– Это мои дети! – завопил в ответ совершенно рехнувшийся археолог.
Кора уже знала, что сейчас произойдет! Куры учатся летать!
Разбегаясь все более, Орсекки начал бить крыльями по воздуху, оторвался от земли и даже смог набрать некоторую высоту.
Ни одного вертолета рядом не было.
Коре пришлось самой стать истребителем-перехватчиком.
Она поднялась в воздух и вскоре настигла Орсекки, который держал курс к горам.
– Ты что делаешь? – спросила она на лету.
– Тебя не касается, – ответил он.
Говорить Орсекки было трудно, потому что он держал тюк в клюве.
– А что ты тащишь? – спросила Кора.
– Тебя не касается.
– Если это дети, то ты подвергаешь их страшному риску!
– Меня все предали! – сообщил Орсекки.
– И что ты намереваешься делать?
Тюк затрепетал в клюве, норовя вырваться. Никаких сомнений не оставалось: преступник похитил своих детей и готов их погубить, только не отдать в чужие руки.
– Я их сам воспитаю, – невнятно ответил Орсекки.
– На морозе? В горах?
Орсекки выбился из сил… Он судорожно колотил крыльями по воздуху, но они уже не хотели его держать – с каждым метром он терял высоту. Кора летела рядом, стараясь придержать клювом тюк, – она боялась, что тюк выпадет и дети разобьются о камни внизу.
Но каким-то отчаянным усилием Орсекки удержал тюк, и они вместе опустились в лощину между скал – не очень далеко от города, но невидимые оттуда.
Орсекки упал на спину и хватал воздух широко раскрытым клювом. Из его горла вырывался хрип.
Кора сразу же развязала тюк, и перепуганные цыплята забились под ее бок, спасаясь от холода и страха. «Как жаль, что птицы не выкармливают детей грудью, – пожалела Кора. – Я бы сейчас покормила и успокоила их».
– Все это глупо, – сказала Кора. – Ты только погубил бы детей.
– Но я не могу так больше жить… я не могу.
– Не надо было убивать профессора Гальени, – сердито сказала Кора.
Орсекки приподнял голову. Он смотрел на Кору отчаянным взглядом.
– Клянусь тебе здоровьем наших детей! – воскликнул он. – Клянусь всем святым! Я не убивал профессора!
– Ах, оставь, – сказала Кора. – Завтра ты скажешь, что не уносил на верную гибель своих цыплят.
