– Ничего особенного.
– Нет, ты скажи, скажи! Пойми, как мне это важно.
– Я обещала к нему пойти.
– Зачем?
– Ну, потому что я вчера нашла труп Осетрова. Ты что, забыла? – придумав убедительный предлог, Лидочка обрела уверенность.
– Он тебя с утра вызывает?
– С утра. А как ты думаешь, что они искали? – Лидочка перешла в наступление.
– Кто «они»?
– Убийцы.
– Деньги, конечно же, деньги.
– Те триста долларов, про которые ты говорила?
– Нет, про те они не знали. Они их у меня хотят отобрать. Они другие деньги искали.
– Откуда же деньги у старшего научного сотрудника?
– Им всем раздали, когда компартию распустили. Руководящим работникам по несколько тысяч долларов, это всем известно.
– Значит, это твой однокашник?
– Кто? – не поняла Соня.
– Петрик. Он же ссужает деньги.
– Ой, не знаешь, помолчала бы! Петрик – честный мужик. Ему чужого не надо.
– Почему же его боишься? Сама говорила, что он за триста долларов голову оторвет.
– Ты меня не так поняла. Сейчас у Петрика кризис. У него каждый бакс на счету. Он за цент глотку перегрызет. Потому что человек в стрессе меняется.
– И он мог убить Осетрова за триста долларов? – настаивала Лидочка.
– Он вообще никого не в состоянии убить! – Соня встала на защиту своего однокашника. – Он у нас в классе почти отличником был. Если бы ты знала, какое у него было тяжелое детство.
Спор был не по существу, о чем Лидочка и сообщила Соне. Соня обиделась на нее, и тут Лидочка, чтобы остановить поток слез, готовых вырваться из Сони, спросила, как оказалось, ошибочно:
– А сколько ему нужно, чтобы убить из-за этого человека?
– Я тебя не поняла.
– Ну сколько, тысячу долларов, три тысячи, десять тысяч?
– Нет! Нет!
– Двадцать тысяч? – Лидочка вдруг почувствовала себя подобно ведущему телевизионной игры, который спрашивает: «Ну, приз или миллион рублей?», и на очередное «нет» Сони, она произнесла:
– Тридцать пять тысяч?
– Сколько? – спросила Соня.
– Тридцать пять тысяч, – слово уже вылетело.
– Не надо, – после долгой паузы сказала Соня. – Глупый спор, и ничего мы с тобой не вернем. Мне страшно и одиноко. Можно, я приду к тебе погреться? Возле тебя тепло.
– Нет, Соня, давай перенесем встречу на вечер. Сейчас я в самом деле ухожу к Шустову.
– Вечером меня может не оказаться в живых.
– До вечера, – сказала Лидочка и повесила трубку.
Не надо было произносить цифру тридцать пять. Если Соня откуда-то знает о деньгах, именно эта сумма должна ее насторожить. Но вроде бы она не обратила внимания…
Лидочка набрала номер Шустова. Никто не подошел. Было девять часов. Шустов может быть во Внукове. Он осматривает сторожку и ищет следы убийц. А может быть, вчера поздно вернулся и лег спать.
Стоит отнести деньги самой. Именно сейчас, пока тихо и все бандиты еще досыпают последние сны.
Но выйти на улицу было страшно – и Андрею она обещала не выходить. Нет, лучше спрятать как следует деньги, а самой пойти в отделение милиции.
Почему такое странное решение пришло ей в голову, Лидочка понять не могла. Ну сидела бы дома, не подходила к телефону, ждала бы, пока придет на службу Шустов или хотя бы Соколовская. Позвонила бы в крайнем случае в милицию, заявила, что к ней ломятся бандиты, – но не стала бы избирать самую глупую линию поведения.
Лидочка сложила доллары в пачку и направилась к бельевому шкафу.
Открыла нижний ящик и вознамерилась спрятать доллары под белье. И тут же мысленно услышала фразу, сказанную сыщиком в каком-то американском фильме: «Все мужчины прячут деньги в книгах, все женщины – в белье». Раз так, то она спрячет деньги в книгах – никто не догадается.
Она подошла к стеллажу и тут же подумала: а почему кто-то должен искать деньги у меня? Ах да, она сказала о тридцати пяти тысячах Соне, и Соня может сказать кому-то еще. Надует щечки и скажет: «Только не бейте меня!»
А почему надо прятать деньги в стеллаж, если у нас есть замечательный тайник? Одна покойница его уже использовала!
Лидочка стала запихивать деньги обратно под дно шкатулки. При этом она умудрилась поглядеть в окно и увидеть, что на градуснике опять десять мороза и придется надевать пуховку. О чем она думает! Какая еще пуховка?
Она засунула все деньги в шкатулку, защелкнула пенал двойного дна и стала думать, куда ее спрятать. Потом догадалась, что прятать ее не следует – шкатулку все видели, и никто на нее не реагирует. Лидочка взяла сапоги, потом решила, что Шустов, наверное, уже пришел, и направилась к телефону.
И тут позвонили в дверь.
И вдруг Лидочке стало страшно.
Лидочке показалось, что это пришли бандиты.
Она на цыпочках сделала два шага, отделявшие ее от двери, держа в руке так и ненадетые сапоги, наклонилась и осторожно отвела в сторону крышечку глазка.
Она успокоилась.
За дверью стояла одна Соня – расхлюстанная, платок набок, шуба нараспашку. Круглые щечки опять стали вишневыми – столь обильно она орошала их слезами.
Соня словно догадалась, что Лидочка ее видит и приложила палец к губам, призывая Лидочку к молчанию. Этот жест был совершенно непонятен. Но так как Лидочка не спешила открывать дверь, опасаясь, что за лифтовой шахтой могут скрываться злоумышленники, которые держат Соню в лапах, Соня позвонила снова, прерывисто, словно выбивала непонятную Лидочке морзянку.
Убедив себя в том, что Соня на лестничной площадке одна, Лидочка приоткрыла дверь.
– Ты что? – спросила она шепотом.
– Пусти меня! Скорее. Они могут меня выследить, тогда нам обеим кранты!
Лидочка приоткрыла дверь шире, чтобы несчастная Соня могла протиснуться, но Соня оказалась толще, чем Лидочка рассчитывала, и потому застряла в дверях, и пришлось открыть дверь настежь.
Соня протискивалась медленно, боком, она наваливалась на Лидочку в тесной прихожей и говорила быстро, шепотом:
– Меня могут преследовать, ты будь крайне осторожна! Я боюсь!
Но как и откуда появились еще двое, Лидочка тогда не сообразила потому, что они ворвались в прихожую за спиной Сони, как будто пассажиры, кидающиеся в вагон метро, когда двери уже закрываются.
Лидочка потеряла равновесие и упала на спину, не почувствовав сразу боли, потому что те мгновения, когда все это приключилось, были слишком коротки для того, чтобы понять – что же вообще происходит.
Лидочка полусидела на полу, неудобно опершись спиной об угол вешалки, на ней, пыхтя и повизгивая, лежала мягкая горячая Соня, один из ворвавшихся захлопнул дверь, второй наклонился и потащил Лидочку за рукав кофты.