был настолько великолепен, что даже не имело никакого смысла делать вечером прикидку: утром и освещение лучше, и времени больше. Оставалось только выяснить, хорошо ли знают свои роли актеры. Все вроде бы шло своим чередом, но тем не менее, что-то беспокоило Марсиаля. Когда он уселся лицом к морю, погружавшемуся в темноту, чтобы в последний раз мысленно остановиться на самых уязвимых моментах операции, он первым делом подумал о Вервее и его сообщнице, пытаясь представить себе их действия в этот только что наступивший вечер.
Гор уже немало времени отдал этой игре. Он знал, что Вервей поселился не в Марселе (он же сам и постарался уберечь своего бывшего соратника от подобной неосторожности!), а в пригороде. Меньше всего он привлек бы к себе внимания на каком-нибудь расположенном поблизости морском курорте, например, в Кассисе или в Ла-Сьоте. Марсиаль представлял себе, как заговорщики, подобно ему, сидят сейчас вдвоем где-нибудь на берегу моря, скорее всего, на террасе отеля, и Вервей, возможно, уже приладивший к подбородку свою фальшивую бороду, нервничает и изо всех сил пытается сохранять героическое спокойствие, настойчивее, чем когда-либо, убеждая себя в том, что он является посланцем судьбы.
В этот июньский вечер на террасе, должно быть, никого нет. Или почти никого. Они, наверное устроились в углу, чтобы никто не смог их подслушать. Время от времени кто-нибудь из них подает реплику, тихо задает вопрос. Ольга наверняка тоже нервничает, беспокоится о том, все ли предусмотрел ее сообщник.
— Вы уверены, что не произойдет никакой нелепой случайности? Не сломается, например, мотоцикл?
Вервей отвечает, что он уже давно вышел из детского возраста и привык ничего не оставлять на волю случая. Что шины у него новые и что мотор ему проверили несколько дней назад.
— А винтовка? Она хорошо спрятана? Осечки, надеюсь, не будет? Вы уверены, что не промахнетесь?
— Дорогая моя, — покровительственным тоном отвечает Вервей. — Винтовка разобрана и спрятана в ящике с висячим замком. А пристреливал я ее не далее как на прошлой неделе. Патроны высшего качества. Что же касается собственно операции, то прошу вас предоставить мне возможность заняться ею самому.
Так Марсиаль Гор, мысленно рисовавший себе эту успокоительную сцену, пытался умерить собственное волнение. Орудие преступления по-прежнему доставляло ему беспокойство. Он хотел бы быть абсолютно уверенным в его надежности, в его полном соответствии цели предстоящей операции, и ему было немного не по себе оттого, что, держа в руках все нити интриги, в этом отношении он оставался почти в полном неведении и вынужден был строить одни лишь умозрительные предположения.
Что касается Ольги, то он вновь задал себе тревоживший его с некоторых пор вопрос: будет ли она сопровождать убийцу? Будет ли она рядом с Вервеем в момент покушения? Или же останется на шоссе у машины, либо, скажем, у мотоцикла? Может быть, выполнив свою миссию, она уже покинула Прованс? Это не имело большого значения, но Гор испытывал досаду, чуть ли не чувство вины, оттого, что ему были неизвестны некоторые детали сценария. Он долго прикидывал все за и против, подверг скрупулезному анализу все имевшиеся у него данные и в конце концов пришел к выводу, что она будет рядом со своим сообщником, что ей захочется насладиться зрелищем своей мести. Быть может, у нее тоже были сомнения относительно того, как поведет себя Вервей в сложной ситуации. Убежденность в том, что Ольга приедет, доставила ему своеобразное облегчение, хотя он не мог объяснить почему.
Оставалась его собственная роль. Гор знал ее наизусть. У него будет достаточно времени для того, чтобы еще раз мысленно прорепетировать ее завтра утром, когда яркое солнце позволит ему лучше соотнести все детали с окружающим ландшафтом.
Фотограф провел в своем спальном мешке довольно беспокойную ночь, но несколько часов ему все же удалось поспать. Рано утром его разбудил шум мотора. Прислушавшись, он понял, что это был мотоцикл. Грохот, эхом прокатившийся среди скал в утренней тишине, внезапно прекратился. Марсиаль Гор удовлетворенно улыбнулся. Определенно, он вступил в пору незаурядной проницательности. Накануне, пытаясь представить себя на месте заговорщиков, он решил, что именно мотоцикл является тем транспортным средством, которое в этих условиях легче всего спрятать и которое более всего подходит для быстрого бегства.
Гор поднялся и пересел к окошку своей палатки, по-прежнему внимательно прислушиваясь. Не было ни малейшего ветерка, и спокойствие бухты слегка нарушали лишь молчаливые движения волн. Примерно через четверть часа ему показалось, что он слышит треск в зарослях кустарника, отделявших пляж от шоссе. Марсиаль не ошибся. Кто-то шел по подлеску. Конечно же, Вервей. Вервей и Ольга. Ольга должна была приехать, теперь у Гора не осталось на этот счет никаких сомнений. Как он и предполагал, они пошли по тропинке. Для заговорщиков это был самый верный путь.
Они явились заранее. И правильно — так надежнее. Несколько успокоившись, фотограф, однако, тут же обругал их за производимый шум: на слух можно было легко следить за их продвижением. Да и не только на слух, но и… ну конечно, он отчетливо видел: вот дрогнул один куст, потом другой, немного ближе. Любой случайно оказавшийся здесь турист сразу заметил бы их появление. Марсиаль Гор, естественно, сразу же обвинил в неосторожности Вервея и, яростно сжав кулаки, прошептал:
— Что, он и дальше будет вот так демонстрировать свое присутствие? Хорошо еще, что приехали они довольно рано!
Словно порыв ветра всколыхнул еще один куст, одно из последних укрытий перед пляжем.
— Надеюсь, он, наконец, остановится. Если он двинется дальше, то окажется весь на виду.
Но, вздрогнув несколько раз, куст застыл в молчаливой неподвижности. Гор успокоился и даже улыбнулся, вновь испытав чувство удовлетворения: убийца разместился именно в той точке, которую заранее наметил для него сам фотограф.
Вервей, загнав свой мотоцикл в густые заросли неподалеку от дороги, старательно уничтожил за собой все следы. Потом он взял футляр, со стороны казавшийся довольно тяжелым, положил его на плечо и, в сопровождении Ольги, углубился по тропинке в сосновый лес. Его спутница была в шортах и блузке, сам он надел комбинезон защитного цвета, какие частенько надевают любители воскресной рыбной ловли. Их можно было принять за двух горожан, собравшихся провести свободный денек на берегу моря. Она даже несла с собой корзину для продуктов, откуда торчало горлышко внушающей доверие бутылки.
Подходя к бухте, Вервей тихо выругался. Несмотря на все предосторожности, включая мягкие сандалии, им не удалось избежать хруста сухих веток.
— Марсиаль может нас услышать. Только бы ему не взбрело в голову пойти прогуляться именно в этом направлении.
Встречи с Гором Вервей, разумеется, опасался больше всего. Фотограф был единственным человеком, которому они не смогли бы объяснить свое присутствие.
— Это мало вероятно, — возразила Ольга. — Если он даже и проснулся, то все равно сейчас не в силах думать ни о чем, кроме своего снимка. К тому же он с трудом передвигается по неровной местности.
Заговорщики достигли выбранной ими точки. Вервей опустил ношу на землю, взял палку, которую накануне оставил в развилине сосны, и сделал последнюю проверку.
— Великолепно, — тихо сказал он.
— Можно мне посмотреть?
Он подвинулся, чтобы она могла встать на его место между двух камней. Она тоже сделала вид, будто прицеливается, прижав палку к плечу и стиснув ее пальцами. Медленным движением она провела ее вдоль пляжа, надолго задержав напротив той точки, где ее глаз уже различал лежащее на песке тело. Это тело казалось мишенью, в которую невозможно не попасть, даже ей, человеку, почти не имеющему опыта обращения с огнестрельным оружием.
— Он наш, — пробормотала она. — Вы будете собирать винтовку?
Вервей считал, что этого пока делать нельзя. Им предстояло провести в ожидании несколько часов и, как бы хорошо они ни спрятались, их мог обнаружить любой турист. А без ружья они легко могли сойти за укрывшуюся в кустах влюбленную парочку.
