план, ибо этот снимок должен был произвести самое сильное впечатление, более сильное, чем предшествующие. А сейчас мысль о нем заставила Гора вспомнить свою собственную роль в ее наиболее деликатной части. Первый снимок и выстрел будут сделаны практически одновременно. И тут же он сделает с того же места второй снимок — Гор был достаточно натренирован, чтобы потратить на такую операцию всего одну секунду. Потом, взяв другой фотоаппарат, он поспешит к лежащему на песке телу, чтобы снять его в упор, запечатлеть, если удастся, последние конвульсии. Несмотря на увечье, он наверняка успеет сделать снимок до прибытия Эрста и его людей. Расстояние небольшое, да и площадка довольно ровная. Накануне он предпринял последний тренировочный проход по этому маршруту, старательно запоминая препятствия, которые могли бы его задержать. Он предполагал добраться до жертвы за несколько секунд. И там, лежа на животе, он смог бы захватить в кадр и три скалы. Это был его второй шанс.
Но успех уникального фотодокумента во многом зависел от обстоятельств, которые трудно было точно предугадать. Прежде всего, в какой позе упадет президент? Это тоже не зависело от воли фотографа. Повернется ли Маларш лицом к небу, что облегчило бы съемку? Или ляжет на бок? Лицом к морю или к суше? Даже самый проницательный ум не отважился бы заранее дать ответы на эти вопросы. Многое зависело от поведения жертвы, но также от случая, от не поддающихся учету мелких факторов, а также от…
Боже мой! Накануне, как оказалось, у него не было никаких оснований кичиться и поздравлять себя с блестящей режиссурой. Всего за час до выхода на сцену он заметил ужасные пробелы в распределении ролей. Он совершенно упустил из виду одного из персонажей, которому, несомненно, предстояло сыграть определенную, возможно, даже весьма важную роль: он не подумал о жене президента, сразу же отнеся ее к разряду безмолвных статистов. Сейчас ему захотелось исправить ошибку, но теперь это оказалось задачей не из легких.
Кто может предвидеть поступки молодой и, скорее всего, взбалмошной женщины? Марсиаль Гор видел ее издалека раза два или три. Из профессионального любопытства просмотрел ее фотографии. В памяти у него сохранились очень стройная фигура и привлекательное, почти детское лицо с довольно правильными чертами — в общем, ничто не отличало ее от девушек, составлявших его обычную клиентуру и досконально знакомых ему своим легкомыслием. Кто в состоянии предугадать ее реакцию, вероятнее всего, нелепую, в тот момент, когда она увидит почти в своих объятиях дорогого ей человека поверженным и истекающим кровью? Может быть, охваченная паникой, она побежит звать на помощь? Или, напротив, бросится на тело мужа и прижмется к нему? В конце концов, это могло бы стать пикантным дополнением к сцене, которое кому-то даже понравится. Но Марсиаль Гор не ставил это своей целью. Художник не должен заниматься
Гор пожал плечами, решив, что не стоит больше изнурять свой мозг напрасными предположениями. Он будет действовать сообразно обстоятельствам. Он должен доверять своему острому глазу и своим рефлексам. Разработав с предельной тщательностью план, художник должен уметь видоизменять его по мере возникновения непредвиденных случайностей, порой весьма радикально. Это была еще одна аксиома старого Турнетта, об уроках которого Марсиаль часто думал в последние дни. Все, что можно было предусмотреть и подготовить, он предусмотрел и подготовил. Остальное зависело от вдохновения.
Он нетерпеливо посмотрел на часы, поскольку появился новый повод для беспокойства: вдруг по каким-то причинам экскурсия главы государства не состоится. Однако опасения вскоре развеялись. Прошло всего несколько минут, и он, вздрогнув, услышал шум мотора.
Замедлив ход, автомобиль въехал на каменистую дорогу, ведущую к бухте. Машина остановилась довольно далеко от залива. Тело Марсиаля Гора содрогнулось от почти сладострастной судороги, когда, после довольно долгого ожидания, он увидел, как на последнем повороте показались медленно бредущие к морю президент с супругой.
Опершись на дешевый автомобиль, нанятый по случаю, Эрст мрачно смотрел на удалявшуюся пару. Он испытывал тягостное чувство при мысли о том, что вскоре супруги исчезнут за поворотом дороги.
Расставаясь с охранником, президент еще раз повторил свои указания. Эрст и его люди не должны были идти дальше. Кроме того, Маларш довольно жестко заметил, что ему не хотелось бы ни при каких обстоятельствах видеть никаких высунувшихся из кустов голов, наблюдавших за ним и его спутницей, как это случалось в прошлом. Поскольку эти указания исходили от госпожи президентши, Эрст знал, что, ослушавшись, он не только рискует потерять место, но даст повод для ужасной семейной сцены да еще одновременно озлобит шефа, к которому питал безграничную привязанность.
Удалявшиеся фигуры достигли поворота. Пьер Маларш обернулся — скорее всего, чтобы в последний раз подтвердить взглядом свое безоговорочное желание следовать дальше без свиты, потом смягчил суровое выражение лица улыбкой, взял с видом наконец-то освободившегося человека спутницу за руку и скрылся за деревьями. Эрст буквально физически почувствовал, как в нем растет беспокойство и как сжимается его сердце. В эту минуту он уже упрекал себя за то, что помог осуществить эту прогулку, которую, несмотря ни на что, считал слишком опрометчивой авантюрой. Надо было протестовать энергичнее, придумать более веские аргументы, пригрозить своей отставкой. Теперь было слишком поздно.
Эрст пожал плечами. В конце концов, он был совершенно уверен, что действует в интересах президента, оставаясь в рамках полученных указаний и даже слегка расширяя эти рамки. Он отдал несколько коротких распоряжений одному из двоих своих людей, тому, который остался возле машины. Другой же охранник исчез в лесу, направившись вверх по тропинке, которая круто поднималась в гору, удаляясь от бухты. Эрст пошел той же дорогой, после многочисленных поворотов выводившей на покрытую камнями вершину горы, откуда открывался вид на весь залив. Это был тяжелый подъем, но он добрался до вершины, не слишком запыхавшись. Он по-прежнему сохранял великолепную физическую форму. Его сотрудник уже устроился там с карабином в руках.
— Ну что?
— Они еще не добрались до пляжа. Отсюда виден только поворот дороги, куда они пока не дошли.
— Ну естественно, они же идут и дурачатся, как сбежавшие с уроков школьники, — недовольно буркнул Эрст.
— Зато у меня отсюда хороший обзор пляжа.
— Что ж, прекрасно. А они тебя не увидят?
— Ни в коем случае.
— Вот и замечательно, — ворчливым тоном сказал Эрст. — Так будет лучше и для меня, и для тебя. Понимаешь, что я имею в виду?
Ни угроза безжалостных санкций, ни страх оскорбить своего шефа не могли заставить славного Эрста строго придерживаться полученных от него указаний. Его профессиональная добросовестность взяла верх над исполнительностью. Несмотря ни на что, он будет присматривать за своим президентом, не спуская с него глаз и держа оружие наготове. Он выбрал для этого поста снайпера, стрелявшего еще лучше, чем он сам, хотя сам он был далеко не худшим стрелком. Конечно, он находился слишком далеко от пляжа, чтобы достаточно эффективно вмешаться в ход событий, но сам факт присутствия снайпера немного успокаивал телохранителя. Он уже собрался было спуститься на дорогу, к другому охраннику, но не удержался, чтобы еще раз не взглянуть вниз с наблюдательного поста.
Стоя на коленях рядом со своим товарищем, он рассматривал пляж.
— Пусто, — прошептал снайпер. — Ни одного купальщика. Единственная туристская палатка среди сосен.
— Я знаю, кто в ней находится, — прошептал Эрст. — Его можно не опасаться.
— Думаю, что и в самом деле никакой опасности нет.
Эрст ответил, что тоже на это надеется. Но мрачный тон телохранителя выдавал плохо скрытую тревогу, не покидавшую его с того самого мгновения, как Пьер Маларш исчез за поворотом дороги.
— А вот и они! Выходят на пляж.
