Чернели грубо баржи на канале,И на мосту, с дыбящего коняИ с бронзового юноши нагого,Повисшего у диких конских ног,Дымились клочья праха снегового…Я молод был, безвестен, одинокВ чужом мне мире, сложном и огромном,Всю жизнь я позабыть не могОб этом вечере бездомном.
Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип.Дверь балкона скрипнула, — я слышал Этот легкий скрип.В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для насВ темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час.Нам тогда — тебе шестнадцать было, Мне семнадцать лет,Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный свет?Ты к губам платочек прижимала, Смокшийся от слез,Ты, рыдая и дрожа, роняла Шпильки из волос,У меня от нежности и боли Разрывалась грудь…Если б, друг мой, было в нашей воле Эту ночь вернуть!
Помпея! Сколько раз я проходилПо этим переулкам! Но ПомпеяКазалась мне скучней пустых могил,Мертвей и чище нового музея.Я ль виноват, что все перезабыл:И где кто жил, и где какая феяВ нагих стенах, без крыши, без стропил,Шла в хоровод, прозрачной тканью вея!Я помню только римские следы,Протертые колесами в воротах,Туман долин, Везувий и сады.Была весна. Как мед в незримых сотах,Я в сердце жадно, радостно копилИзбыток сил — и только жизнь любил.
Лохмотья, нож — и цвета черной кровиНедвижные глаза…Сон давних дней на этой древней нови.Поют дрозды. Пять-шесть овец, коза.Кругом, в пустыне каменистой,Желтеет дрок. Вдали руины, храм.Вдали полдневных гор хребет лазурно-мглистыйИ тени облаков по выжженным буграм.