всей этой гнусной ситуации невредимым – и богатым – все в нем переворачивала.
– Я передам ваше досье своему коллеге в Перигё. Я больше не желаю иметь с вами никаких дел.
– Надеюсь, это не повлечет за собой задержку в получении наследства? – возмутился раздосадованный Вильнёв:
Виктор смерил его презрительным взглядом и пожал плечами.
– Конечно, повлечет.
– Ведь я вас предупреждал...
– О чем? – взорвался Виктор.– Уж не рассчитываете ли вы и меня шантажировать? Вы подождете, вот и все. И поверьте, для меня это весьма слабое утешение.
Но, похоже, другого и не предвидится; он находился в безвыходном положении.
– Вы знаете два условия правоспособности к наследованию? – резко добавил он.– Во-первых, его существование, это логично, и, во-вторых – отсутствие лишения прав. Со всем тем, что я знаю о вас, я отказываюсь быть тем, кто выпишет вам чек!
– Почему вы так на меня набрасываетесь? – возразил Вильнёв.– Если вы дадите себе труд поразмыслить над этим, вы меня еще благодарить должны! Я промолчал, и ваша мать не попала в тюрьму, разве не так? Сколько вам было в то время? Лет десять?
Виктор не ответил, понимая, что он не может вступить в борьбу на этом поле. Каким бы омерзительным ни был Вильнёв, но в его словах была доля истины, впрочем, он в этом и не сомневался, так как продолжал настаивать, пользуясь молчанием Виктора.
– Когда я прочел в газетах, что эта женщина умерла, я быстро понял, совпадение было слишком явным. Я ей ничего не был должен, я ее почти не знал, разве что иногда подметал листья или чинил ограду у нее... У вас.
Виктор все еще молчал, машинально ухватившись за край своего стола. Наглость и аморальность этого типа довели его до крайности.
– Я мог бы выступить свидетелем, но не сделал этого. Разумеется, не из добрых побуждений, у меня был свой интерес! Ведь этот мерзавец Робер завещал свое состояние какой-то сучке, специально, чтобы насолить мне... Случай подвернулся в самый раз, я им воспользовался, и все остались довольны. Можете думать что хотите, но на моем месте, возможно, и вы сделали бы то же самое! И потом, хочу напомнить вам, я-то никого не убивал...
На последних словах Вильнёв инстинктивно понизил голос, что было ни к чему, поскольку обитые двери не пропускали ни звука. В этом уютном, хорошо обставленном кабинете Виктор выступал арбитром во многих семейных ссорах, в ходе которых люди бросали друг другу ужасные слова, но никогда, как сегодня, он не был в роли противной стороны. Переход в этот лагерь казался ему отвратительным. Ради чего пререкаться с этим типом? Единственное, что ему хотелось, это вымыться и врезать ему по морде.
– А как вы обо всем узнали? – вдруг спросил Вильнёв.– Не говорите мне, что она выложила все сама. Недавно я случайно встретил ее в городе, так она до сих пор трясется от страха...
– Все тайное становится явным. Теперь у вас не будет повода ее терроризировать, и советую вам не болтаться по улицам Сарлата. Помимо этого кабинета, лучше вам не попадаться мне на глаза.
Жестом, выражающим яростное бессилие, Виктор набросал координаты нотариуса из Перигё, оторвал листок от бумажного кубика и бросил его на стол по направлению к Вильнёву.
– Больше я вас не задерживаю! Уставившись на клочок бумаги, тот пробормотал:
– Оттягивая урегулирование формальностей по этому наследству, вы только доставляете лишние заботы своему младшему брату. Не забудьте, что я инвестирую капитал в его фильм.
– Вон! – заорал Виктор.
Потеряв спокойствие, Виктор резко вскочил со своего кресла и направился к Вильнёву.
– Вы думаете, что мой брат захочет воспользоваться вашими деньгами, если я расскажу ему о той роли, которую вы сыграли в момент смерти его матери? Лжесвидетель, шантажист и вор...
Он взял Вильнёва за локоть и рывком поднял из кресла.
– Оставьте Нильса в покое! Я найду ему других инвесторов, более порядочных, в них нет недостатка!
– А что же вы раньше-то их не нашли?
Вильнёв сбросил руку Виктора, готовясь защищаться, но тот не реагировал, оглушенный последним вопросом. В самом деле, почему же он никогда не пытался помочь Нильсу? На протяжении многих лет клиенты спрашивали его, куда поместить деньги, и ни разу ему не пришло в голову говорить с ними о кино. Потому что он считал эту сферу слишком рискованной, слишком фантастической? До того как Лора покинула его, до того как он понял, что она стала любовницей Нильса, он мог бы приложить усилия, но вот ведь не сделал, и даже не думал об этом. Равно как и Макс.
Обойдя Вильнёва, он открыл дверь, выходящую на замощенный двор.
– Выходите сейчас же. Деньги вашего дяди были не для вас, они не принесут вам счастья. Оставьте моего брата в покое и не смейте приближаться ни к кому из моей семьи.
По выражению лица Вильнёва он догадался, что тот испугался не на шутку.
– Я вполне серьезно,– добавил он для острастки.– Если встречу вас когда-нибудь на своем пути, искалечу и отправлю в больницу.
Не спрашивая об остальном, Вильнёв подхватил листок со стола и постарался проскользнуть мимо Виктора, чтобы не задеть его.
Тома выпрыгнул из машины и галопом понесся к дому, крича на бегу: «Папа! Папа!». Нильс увидел, как малыш с лету открыл дверь и устремился внутрь, словно он жил там всегда, но сам нерешительно
