поняла, что это неплохая мысль, и замолчала.
— Разговор мужчины с мужчиной, — продолжал Ален, — это будет менее болезненно для всех. Скажем, что у него будет непреодолимое желание сбежать. Или разъяриться, или что‑либо другое…
Винсен закатил глаза, разозленный, что кузены так легко поймали его в ловушку.
— И мне надо будет этим заняться? Перед ужином или после? Вы дадите ему поесть или я казню его сейчас?
— Потом! — не думая, воскликнула Мари. — Потом, пожалуйста…
То, как Эрве прореагирует, показалось ей вдруг намного важнее, чем она себе представляла. А также тревожнее, и не только по отношению к Лее.
Они встали из‑за стола уже после половины, одиннадцатого. Ужин прошел весело благодаря остроумию Даниэля, который всегда умел вызвать оживленную беседу. Ночь была жаркой, без единого дуновения ветерка, на небе были звезды. Винсену удалось отвести Эрве в сторону и предложить ему прогуляться по парку.
Они вместе спустились по ступенькам крыльца после того, как зажгли фонари.
— Если вас это интересует, — легко сообщил Винсен, — Ален покажет вам свои оливковые рощи завтра, но, думаю, Мари намеревалась показать вам окрестности.
— Всегда сложно сказать, что происходит в голове у Мари! — смеясь, ответил Эрве.
Он предложил Винсену маленькую сигару, но Винсен отказался движением головы.
— Именно о ней я и хочу поговорить. Она должна была вас предупредить: два брата и два кузена ее церберы!
— Я должен выдержать вступительный экзамен?
— В каком‑то роде…
Винсен остановился, Эрве повернулся, и его лицо оказалось на свету.
— Я знаю, что вы знакомы уже давно, что вы были очень… привязаны друг к другу лет двадцать назад.
— Очень привязаны? — удивился Эрве. — Она не дала нам возможности, к сожалению. Я очень счастлив, что волею судеб снова ее нашел.
— Я не думаю, что это была случайность.
— Почему же? Потому что я пришел в контору Морван‑Мейер? Это правда, что в моей попытке было немного любопытства, но ничего предосудительного или корыстного, могу вас успокоить.
— Я не беспокоюсь, в любом случае не по этому поводу.
Эрве нахмурил брови, заинтригованный. Он плохо различал выражение лица Винсена, который стоял спиной к крыльцу, и он начинал чувствовать себя неловко. Следующий вопрос внезапно его потряс.
— Как вы находите ее детей?
— Ее детей? Ну, но… Очень хорошо воспитаны, очень динамичны. Сирил мне показался очень умным, хотя я с ним толком и не поговорил, что касается Леи, она красивая, забавная, непосредственная.
Он не знал больше что добавить, полностью потерявшись, и Винсен продолжил.
— Лее будет девятнадцать лет в апреле, — медленно сказал он. — По гражданскому состоянию она родилась без отца… Но Мари, знает, с кем она зачала свою дочь, прошло ровно двадцать лет. Сделайте подсчеты.
После многозначительного молчания Эрве отступил на два шага назад и наткнулся на платан. Он открыл рот, покачал головой, сделал жест бессилия.
— Я сожалею, — добавил Винсен. — Вы бы, конечно, предпочли, чтобы вам это сообщила она?
— Вы… Вы говорите серьезно? Речь идет о каком‑то испытании?
— Нет, это было бы бестактно.
— Я боюсь, что плохо понял или… Извините меня, я не могу осознать.
— Это причина, по которой Мари отказалась принять вас в контору. Она не хотела представлять вас раньше, чем это необходимо. Сходство было таким явным, когда вы стоите рядом с Леей.
— Но она, именно она, в курсе…
— Конечно, нет.
Эрве бросил свою сигару на землю, затушил окурок ботинком, потом нагнулся, чтобы его поднять.
— Месье Морван‑Мейер, — начал он неуверенно.
— Зовите меня Винсен.
— Очень хорошо, Винсен, так будет проще… Послушайте, я так взволнован, что наговорю вам сейчас, конечно, глупостей, но тем хуже, ничто в мире не могло меня так щедро одарить, как то, что…
Он восстановил дыхание, заколебался, потом быстро продолжил:
— Лея, правда? Это невероятно, чудесно! Это также жутко нечестно, я сойду с ума, если стану считать потерянные годы… Я любил Мари тогда, и я так же люблю ее сегодня, но между нами огромная пустота, дыра, где меня нет… Она сделала все без меня, она не хотела меня. Тогда, знаете, у нее уже был Сирил, и я обожал ее. Потерял голову, коченея от любви к молодой независимой матери, которая работала со знаменитым адвокатом, которая смотрела на всех свысока… Я хотел принять меры предосторожности, в двадцать пять мы уже были не дети, но она меня уверила, что нет необходимости, потому что она больше не может иметь детей. Ее жизнь была организована, как и ее ложь, я ничего не заметил. И когда она порвала со мной, я не понял, я не сделал ничего плохого, и был искренне ранен…
Его голос сорвался, и он отвернул голову, в то время как Винсен стоял молча, опечаленный за него.
Наступила долгая тишина, во время которой Эрве удалось взять себя в руки, перебороть эмоции, которые переполняли его.
— Я ждал всего, что угодно, кроме этого. Я считаю, что это самая лучшая новость за всю мою жизнь! Но что мне сейчас делать? Вы поговорите с девушкой, с… моей дочерью?
— Мари займется этим сама, как только вы ее успокоите.
— Успокою? Ее? Да это я умираю от страха! Почему надо было, чтобы… Неужели она хоть на секунду могла представить себе, что я убегу?
— В такого рода ситуациях, я предполагаю, все возможно.
— Нет, нет, тут вы становитесь нечестным! Винсен немного улыбнулся, сраженный искренностью Эрве.
— В глазах девятнадцатилетней девушки, я спрашиваю себя, являюсь ли я достойным отцом?
— Вы отлично выглядите.
— Достаточно хорошо? Потому что она должна была уже давно его идеализировать!
Удивление, неверие и тревога в ожидании встречи с Мари и Леей, которые закрылись в библиотеке. Ночь грозила быть долгой для него. Было ли у него время, по крайней мере, для того, чтобы подготовить слова, которые, как ему казалось, он никогда в жизни не сможет произнести.
Когда проснулся Сирил, вставало солнце. Тифани, как всегда, свернулась около него клубочком. Это прикосновение было им теперь необходимо. Он немного подвинулся, и его лицо утонуло в ее шелковых волосах. Он взял ее руку в свою. Через несколько минут ему надо было вставать, покидать теплую кровать, которую они разделяли, расстаться с ней до завтрака, уважая убийственные семейные обычаи. Но Винсен отнесся с пониманием, и он заслуживал некоторых уступок. На авеню Малахов или в Валлонге он не хотел наткнуться на Сирила, выходящего полуголым из комнаты его дочери, он очень ясно дал это понять.
С бесконечными предосторожностями он освободился от Тифани, поднялся, позаботившись о том, чтобы накрыть ее простыней, потом выскользнул из комнаты. В доме было тихо в такое раннее время, он к этому привык, поэтому очень удивился, увидев на кухне Лею, когда спускался из душа.
— Ты упала с кровати, моя крошка? — пробормотал он, взяв кофейник.
— Я не ложилась спать, — ответила она странным голосом. — Вчера вечером у меня был разговор с мамой, скорее поучительный…
— По какому поводу?
— Этот мужчина, Эрве. Ты знаешь кто это?
— Ее друг или что‑то в этом роде, нет?
Сирил сделал несколько глотков горячего кофе, ожидая ответа, не выражая ни нетерпения, ни
