что я с ним спала, ничего не меняет.
– Так ты спала с ним?
– Тебя это волнует?
Стен пожал плечами:
– Нет, нисколько. Нисколько.
– Волнует, – рассмеялась Надя и погрозила ему пальцем.
Они остановились в нескольких шагах от джипа.
– Хочешь сказать, что я должна остаться?
– Тебе решать.
– Я выбираю Беловодье. И всех, кто мне будет мешать, я пошлю к черту.
– Ты же любишь Романа.
Надя не ответила и решительным жестом распахнула дверцу машины.
– Ты ничего не понимаешь, – проговорила она, не оборачиваясь. – Как это страшно, когда теряешь любимого человека. Жизнь кончается в один миг. Ты начинаешь сначала новую пустую жизнь. Я просто не смогу пережить все это снова. Не смогу.
Она права. Роман скоро умрет. Не сейчас, не сию минуту. Но скоро. И она, наверное, тоже предчувствует это. Что же получается – они бросают колдуна здесь умирать? После всего, что пережили вместе?
– Стен, у тебя такое лицо, будто ты только что с похорон! – воскликнула Лена.
При этих словах Надя едва заметно вздрогнула.
Алексей спешно отодвинулся – он не хотел, чтобы Лена слышала его мысли.
Вода была мерзкой – почти и не живая уже. Она лишь делала вид, что настоящая, неслась вперед, пенилась, обжигала холодом. Дважды в ней попадались радужные нефтяные пятна. Тогда спасительная сила, извлеченная прежде из потока, пропадала, и приходилось начинать сначала. Прошел уже почти час, а парнишка так и не открыл глаза. Жизнь, правда, еще теплилась в нем. Но едва-едва. У раненого не было водного ожерелья, и чтобы холодная вода не убила его, Роману приходилось отдавать ему часть собственной энергии. Порой колдуну начинало казаться, что он зря затеял это купание – парня ему не вытащить. И вот, когда он уже готов был выпустить самодельные носилки из рук и отправить раненого плыть по течению туда, куда соизволит вынести вода его тело, мальчишка неожиданно застонал и открыл глаза. Живой! Значит, и худая вода, как непутевая мать, все же сумела вымыть по частицам из искалеченного тела хворь, и возвратить умирающему силы. Теперь Роман был просто обязан вытащить парня с того света. Вода, беснуясь, закипела серой густой пеной вокруг них. Роман заставлял несущийся мимо поток отдавать каждую живительную частичку и вдыхал ее в раненого с такой яростью, будто хотел парня не спасти, а прикончить. Так прошло еще с полчаса. Наконец колдун почувствовал, что у него просто-напросто не осталось сил, и если он не хочет отправиться плыть по течению туда, куда несется этот ручей, то должен выбираться на берег.
Роман вытащил самодельные носилки на песок и, прежде чем расстегнуть ремни, которыми Стен и Меснер привязали паренька к забору, положил пострадавшему влажную руку на лоб и прошептал:
– Забудь все, что с тобой приключилось этим утром.
Едва Роман освободил спасенного, как тот вскочил на ноги и, повернувшись к колдуну, прохрипел:
– Что ты сделал, бля? Я ж весь мокрый. По соплям захотел?
Спасенный стиснул кулаки – показалось что на его руках выросло два безобразных нароста.
– Вали отсюда! Беги! Скорее! – Роман набрал полные пригоршни воды и плеснул в лицо парню.
Тот в ужасе отпрянул, закричал и понесся наверх по обрыву, матюгаясь. Дважды он оскальзывался, но, наконец, выбрался наверх и, не обернувшись, скрылся из глаз. Все, что теперь угрожало пацану – это воспаление легких. Но домики были недалече. Если парень сейчас остаканется, да разотрут его спиртяшкой, да заляжет он в постель с теплой грелкой, то никакая хворь его возьмет. Впрочем, колдуну уже не было дела до его дальнейшей судьбы.
Для самого Романа купание еще закончено не было. Передохнув, надо было вновь лезть в ручей и нацедить из бегучей воды и для себя немного силы. Роман обождал, пока не пронеслось мимо очередное мазутное пятно, и спустился в поток. Ему хватило и четверти часа, чтобы ощутить знакомую вибрацию силы в теле. Только зачем ему сила? С кем он еще должен сразиться? Путешествие в подлинное Беловодье так и не состоялось. Но колдун не особенно расстраивался по этому поводу. Другое его тяготило. А вот что – он не мог точно определить. Встреча с Надей и сознание безнадежности своего странного и внезапного чувства? Безнаказанность господина Колодина? Гибель мнимого Беловодья – его колдовского порождения, и, следовательно, частицы его самого?.. Нет, что-то другое. Но что?
Он расстался с людьми, с которыми хотел быть всегда и всюду, вот это было настоящей бедой.
Роман выбрался на берег, уселся, обхватив руками колени, и весь съежился. Нет, он не чувствовал внешнего холода от мокрой одежды, но холод в груди от невыносимого ощущения пустоты заставил тело трястись крупной дрожью. Друзья возникли из ниоткуда и исчезли в никуда. Колдун опять остался один. И все, что у него было – это холодная сверкающая животворящая стихия воды. Но колдун понимал теперь, как это мало. Даже собрав всю силу водной стихии в сердце, он не смог бы утешиться. Никогда прежде он не испытывал подобного отчаяния. Роман был как ребенок, которому позволили поиграть восхитительной игрушкой, а потом внезапно и беспричинно отняли. Прежде у него не было друзей. Он был один-одинешенек. Но за эти несколько дней все переменилось.
И тут что-то случилось с ручьем – посередине завертелась черная воронка, потом вскипели белой гривой буруны, и поднялась над водой церковь с единственным золотым куполом. Поначалу она была прозрачна, слаженная не из кирпича, а из водного тумана, и сквозь ее стены проглядывали растущие на том берегу ели. В то же время Роман отчетливо видел, как горят перед образами лампады и свечи. Беловодье? Здесь? Откуда…
«Все считали, что я нашел его…» – услышал он голос Гамаюнова так отчетливо, что невольно оглянулся.
Но рядом никого не было. Ни единой души. Голос Ивана Кирилловича звучал у него в мозгу. Роман пересилил всемогущего и отобрал у него часть воспоминаний. Смог… Но почему-то это не особенно тешило – теперь достигнутое сделалось как будто и не важным.
«…Но это не так, – продолжал невидимый Гамаюнов. – Место было случайным, и озеро тоже. Озеро вообще понадобилось лишь затем, чтобы отгородить наш поселок от внешнего мира невидимой стеной. Прошло два месяца, и в глубине воды появились красноватые огни, потом – желтое пятно – будто на дне затонуло крошечное золотое солнышко. Пятно становилось все отчетливее, и, наконец, над водой показался купол. За несколько дней всплыла вся церковь. А в воде стали проглядывать купола и коньки крыш других хоромин. Так явилось Беловодье…»
Роман слушал и смотрел на церковь над водой. Туман медленно густел, фундамент перестал покачиваться в такт бегущему потоку, сделался устойчив и неподвижен. Роман вновь соскользнул в ручей, и, добравшись до церковки, коснулся рукой до выглядывающей из воды ступени. Она была шершавой и холодной – как и положено камню. Тогда колдун нащупал ногой погруженные в воду ступени и стал подниматься. Протянул руки, и пальцы его уперлись в деревянные резные двери. Подаваясь нажиму, двери распахнулись, и колдун очутился внутри. Горели тонкие восковые свечи, перед покрытыми серебряными ризами иконами теплились лампады. Иконостас сверкал так, будто бы только вчера липовое дерево, вышедшее из-под руки мастера, покрыли позолотой. Романа охватила странная дрожь. Будь он верующим, он назвал бы это чувство благоговением.
Колдун почувствовал, как пол качнулся под ногами. Оглядевшись, Роман увидел, что стены вновь обретают прозрачность, огоньки свечей гаснут, а вода начинает колыхать казавшийся неколебимым прежде пол. Он едва успел добраться до берега, когда церковка растеклась по воде струйками белого тумана.
Гамаюнов не искал Беловодья, и даже не создавал его заново. Он просто построил свой город на берегу озера, а вода, как зеркало, отразила исторгнутую из сердца душевную теплоту и сконцентрировала этот пар над гладью озера. Еще немного усилий, каплю нежности, и потекут молочные реки с кисельными берегами… но не хватило. Избранникам не достало сил поднять весь город. Так и плавает белой лодочкой церковь на воде, дразня и смущая нестойкие души. Ну что же вы! Неужто не достало вам терпения завершить начатое?
