Элий повернулся и зашагал назад. И тут Клодия, до того лежавшая неподвижно, дожидаясь служителей, которые должны утащить ее за ноги в сполиарий, куда прежде утаскивали мертвых, подобрала меч, и, рыча от ярости, понеслась на Элия. Зрители замерли. Элий обернулся, но не сделал попытки бежать. Сзади к нему мчались преторианцы. Но они не поспевали. Клинок Клодии демонстративно занесен. Меч тупой, но достаточно тяжелый, чтобы раскроить незащищенную голову. Элий подался вперед и ударил руками в поднятые локти Клодии. Гладиаторша опрокинулась на песок. Подбежавшие преторианцы тут же на нее навалились.
– Не трогайте ее, – сказал Элий. – Она решила позабавить зрителей. Немного их попугать. И у нее это получилось.
– Элий! Элий Цезарь! – несколько над трибунами. Ему кидали цветы и венки, заготовленные для гладиаторов. Никто не крикнул «Руфин Август»!
Император нахмурился. Лицо Криспины пошло красными пятнами.
– Урод, – прохрипела она. – Он же калека. Почему бы не лишить его на этом основании титула Цезаря?
– Он не калека. Он покрыт шрамами. А шрамы красят мужчину, – отвечал Руфин. – Запомни это, Криспина.
Кажется, впервые он разозлился на свою юную красавицу-жену.
Элий пошел в куникул вслед за Клодией и преторианцами. Подоспевший вигил уже надел на руки Клодии наручники. Ее заперли в одной из раздевалок. Цезарь потребовал, чтобы его к ней впустили.
– Отпусти ее, – приказал Элий охраннику порядка. – Мы договорились обо всем заранее.
– О чем договорились, Цезарь? – не понял молодой вигил. Он робел перед Цезарем и изо всех сил старался это скрыть.
– Что она сделает вид, будто нападает на меня, а я отобьюсь голыми руками. Зрители любят подобные представления.
Клодия в изумлении глядела на Элия.
– Это правда? – спросил ее вигил, и Клодия после долгой паузы кивнула. – Все равно я не могу ее отпустить. С этим должен разобраться суд.
– Позови центуриона, – приказал Элий.
Молодой вигил подозрительно покосился на Клодию.
– Не бойся, она никуда не убежит.
– Зачем ты солгал? – спросила гладиаторша, едва вигил вышел из раздевалки.
– Я не солгал. Ты не хотела меня убить, – сказал Элий.
– «Чистым все кажется чистым», – фыркнула Клодия.
– Клодия, если бы ты в самом деле
Она вздохнула.
– Что правда, то правда… Я не хотела тебя убивать. Я как будто с ума сошла… Постоянно слышу голоса…
– Объясни, в чем дело.
– Не знаю. Мерещится, что кто-то со мной разговаривает. И эти сны. Будто я живу другой жизнью. Просыпаюсь и не могу понять, где явь, где сон. Иногда и днем, стоит закрыть глаза, и я уже не здесь… И в той жизни я была… Но я не о том… Ничего поделать с собой не могу. Я и сражаться уже не могу…
– Клодия, помни об одном: мы всегда были друзьями.
– И ты не предашь меня в руки вигилов, Цезарь?
– Нет.
Вернулся вигил в сопровождении центуриона. Тот недовольно посмотрел на гладиаторшу, потом на Элия.
– Ты оставил подозреваемую в обществе Цезаря? – спросил центурион.
Элий не дал вигилу ответить:
– Вышло недоразумение. Мы пытались развлечь зрителей. Но все получилось слишком натурально. Я бывший гладиатор. Лицедейство у меня в крови.
Центурион повернулся к вигилу:
– Освободи Клодию Галл. Я не могу не верить словам Цезаря.
Молодой вигил снял с Клодии наручники. Она демонстративно принялась растирать запястья.
– Не знаю, зачем ты это сделал, Цезарь, – сказал центурион, – но сделал это зря. Забавлять зрителей не входит в твои обязанности.
Элий вышел из раздевался в общее помещение куникула и остановился. Все гладиаторы были в сборе. Ждали его, Цезаря. Почти вся центурия в полном составе. Знакомые лица: Авреол, Красавчик, Кусака…
«Как я им это скажу? – думал Элий. – Как скажу, что их высокий дар теперь ничто?»
– Ни одно клеймо не сгорело на алтаре, – Красавчик возвысил голос за всех. – Что ж такое получается? А? Неужели ни одно желание не исполнится?!
– А ты не догадывался, что так и будет? – насмешливо спросил Кусака.
Красавчик пожал плечами.
– Мое дело сражаться… Но за такие фокусы надо убивать. – Он не уточнил – кого.
– Всемогущие боги нас больше не слышат! – Авреол патетически вскинул руки. – Гибель грозит дивнослаженной мира громаде [34]! Утром все мы проснемся в новом неведомом мире. Что мы скажем людям?
– Скажем, что лавочка закрылась, – неожиданно встрял в разговор Квинт.
«Откуда он взялся? Он же сидел в ложе», – удивился Элий.
– Зачем тогда игры? – спросил Кусака.
– А зачем тогда мы? – спросил кто-то. Или только подумал? А Цезарь угадал. И такая тоска его охватила, такая пустота под ребрами…
– Надо обратиться к Руфину, – предложил Красавчик.
– Выслушаем, что скажет Цезарь. Он – бывший гладиатор, – возразил Кусака.
– Императорский совет принял решение выплатить страховку и денежные премии, – голос Элия звучал глухо. – Этот вопрос был решен заранее.
Тишина. Такая тишина, что закладывает уши. Даже дыхания не слышно.
– Моя мать умирает… я хотел взять клеймо… – донесся сзади растерянный голос.
– И все?… Цезарь, это все?!.. – Красавчик обвел взглядом товарищей. Гладиаторы отворачивались, прятали глаза. – Мир, получается, рухнул…
Элий молчал.
«Они привыкнут сражаться за деньги, – подумал он. – Очень скоро привыкнут».
Открытая пурпурная «трирема» едва тащилась по забитой людьми улице. Цезаря узнавали – порой чаще, чем хотелось бы, и приветствовали взмахами цветных платков. Какая-то женщина в застиранной потерявшей цвет тунике неподвижно замерла на перекрестке, прислонившись к подножию статуи и не обращая внимания на проезжающие авто. Она и сама была будто из камня – землисто-серая кожа, остановившийся взгляд. Только туника лежала отнюдь не скульптурными складками. Камень не может так износиться и истлеть. Напротив, скульптуры куда чаще теряют головы и руки, а драпировки, как прежде, лежат изысканными складками. Женщина казалась неуловимо знакомой. Но Элий не мог вспомнить, где мог ее видеть. Элий вышел из машины и подошел к ней. Тронул за руку.
– Что-то случилось?
Она шевельнулась, глаза глянули Элию в лицо. А в них такая боль…
– Мое клеймо выиграло. Да, только что… в первом поединке… В первом… Муж у меня в больнице. Шансов поправиться мало… Один к двадцати был шанс. Но клеймо-то выиграло. Я поехала в больницу.
