Вновь вернулся трибун. Как же все-таки его имя? Плавт?… Нет, при чем здесь комедия. Трагедия скорее… Но как же все-таки его имя…
– Прибыл Шестой легион из Сирии.
Остававшийся в резерве легион. Ну вот и чудненько. Шестой легион, «Феррата», то есть закованные в железо, они оборонят…… от черного пепла, падающего с неба… рвота опять рвота… нет ничего хуже рвоты… кроме боли… которая пронизывает все тело, и от которой не спасает даже морфий. Больных в больницы… мертвецов в гробницы… Он говорит уже в рифму…
– Когда всех отправят? – спросил Руфин.
Медик подал ему воду с лимоном и со льдом. Какое блаженство…
– Еще нет…
– Чтобы всех в Рим. И живых и мертвых… Всех…
Трибун опустил голову, не стал объяснять, что трупы погибших сожгли на месте. Их даже не пытались опознать. Да и невозможно было опознать тех, кто оказался близко к Нисибису. Черные обугленные личинки. А Скавра и первую когорту просто не нашли. На месте Нисибиса дыбом встала земля.
– Данные разведки? – Руфин с трудом ворочал распухшим языком, слова получались невнятными.
– Варвары ушли.
Ушли? Куда?
А в сущности, не все ли равно… Какое Руфину дело до варваров?
– А Элий? – спросил он в который раз.
Трибун почти в ужасе глянул на императора.
– Ах да… там воронка и оплавленная земля. Ну что ж, возьмем немного этой земли в Рим… и похороним. Пусть это будет прах Элия. Негоже ему сто лет слоняться по берегам Стикса.
Фургон со змеей, обвивающей чашу, остановился у декуманских ворот лагеря. Три десятка фургонов следом замерли неподвижной чередой. Дверца первого распахнулась, и на землю выпрыгнула высокая женщина в странном наряде – хлопковая туника с длинными рукавами, заправленная в брюки, такая же белая шапочка и маска из плотной ткани, закрывающая рот и нос. На комбинезоне и шапочке значки: шесть эллипсов переплелись вокруг золотого шара. На худощавой фигуре заметно выдавался круглый живот. Беременная? Здесь? Женщина протянула часовому пропуск. Гвардеец был в одной тунике без броненагрудника. Несмотря на жару, лицо у него мучнисто-белое, будто осыпанное пудрой. То и дело он морщился и подносил руку к горлу – его тошнило.
«Схватил как минимум сто единиц, – подумала Норма, с сочувствием глядя на молодого парня, – а ведь он прибыл уже после взрыва».
Часовой мельком взглянул на бумагу и махнул рукой, разрешая въезд.
– Машины останутся здесь, – сказала Норма Галликан и сделала знак своему спутнику – немолодому человеку в таком же наряде – следовать за ней.
Она вытащила из кармана прибор и поднесла к часовому. Тонкая красная стрелка прыгнула в сторону.
– Твоя туника сильно фонит, – сказала Норма, но легионер не понял ее слов.
Женщина вошла в лагерь и двинулась по улице претория [108] меж палатками. Двое солдат сидели прямо на земле. Норма поднесла прибор к палатке. Ткань излучала так же, как и туника часового.
– Помоги, – солдат поднял лицо с безобразно опухшим ртом. Кожа покрыта волдырями ожогов. – Помоги, сестренка… Мы были дальше всех… Мы из Восьмого легиона…
Ему так хотелось жить. Ему ведь только двадцать пять. Темные глаза блестели, как у наркомана. Вся туника его была осыпана выпадающими волосами.
– Ты можешь нам помочь? – спросил второй, вытирая тыльной стороной ладони рот. Лицо его почернело, будто он с утра до вечера лежал на солнце.
– Да, – сказала Норма. – Готовьтесь переехать отсюда.
– Куда? К Плутону в гости? – спросил второй легионер и вдруг начал хохотать.
Норма Галликан отыскала префекта лагеря. Тот сидел в тени палатки и что-то чиркал на листке бумаги. Лицо у него было такое же белое как и у часового. Это был уже новый префект – тело прежнего сожгли вместе с остальными трупами. Он посмотрел на гостью безразличным взглядом.
– Ну что еще?
– Прикажи свернуть лагерь и переехать. В десяти милях отсюда я выбрала подходящее место.
– Разве переезд нас спасет?
– Некоторых. Палатки и все имущество бросить. В новом лагере уже стоят палатки и развернут госпиталь.
Впрочем, о чем она говорит?! Весь лагерь – госпиталь. Всех надо лечить. Знать бы только – как?
Она подошла к палатке Руфина и остановилась. Было страшно войти.
Человек, стоявший возле палатки, неожиданно закричал. Он хотел отойти в сторону и не мог, задергался и заорал: «Помогите»! Верно, приступ неведомой болезни, вызванной Z-лучами… Норма подошла. Вокруг ноги человека обвилась черная тварь, похожая на кальмара. Человек в отчаянии колол тварь мечом, но клинок проходил насквозь и ранил ногу, не причиняя твари вреда. Только сейчас Норма заметила, что человек слеп – бугорчатые язвы алели на месте глаз.
– Огонь… – бормотал человек. – Прижги его… он боится огня…
Норме показалось, что слепец бредит. Но все же она вытащила зажигалку и поднесла язычок пламени к черной твари. Та мгновенно съежилась, отпустила добычу, и тут же мазутным пятном скользнула под полог палатки.
– Что с твоими глазами? – спросила Норма, распрямляясь.
– Их выжгло. Ты видишь… да, ты видишь… я – нет. А ты… ты приехала только что. Я это чувствую. От тебя не исходит излучения. Вернее, исходит, но гораздо меньше, чем от остальных. Кто ты?
– Норма Галликан. Ты неплохо выглядишь, – постаралась она приободрить слепца. – Бодрее остальных… Вот только глаза…
– Я – гений… бывший гений… Излучение не только уродует – оно меняет. Не знаю, каким стану завтра. Может – чудовищем… Ты слышала о чудовищах, что пожирают людей… – он приблизился к ней, ухватил за плечо и зашептал. – Тут нет никого поблизости?
– Никого, – подтвердила Норма.
– Я боюсь… они узнают, что я гений и убьют меня. Люди боятся гениев. Особенно теперь. Увези меня в Рим. Я умоляю. Спаси… Я ослеп… разве этого мало? Да, я слеп… гений Империи – слепец. Разве это не смешно?
И он захохотал.
– Отведи его в мой фургон, – приказала Норма помощнику. – А я должна поговорить с императором.
– О, благодарю, благодарю! Спасительница! Минерва! – выкрикивал Гимп, пока его вели по улице претория.
Норма немного помедлила прежде, чем войти в палатку. Войдя, увидела то, что и ожидала увидеть. Только в отличие от прочих у Руфина не было ожогов – говорят, он успел укрыться за несколько мгновений до взрыва. Но все равно он «схватил» смертельную дозу.
– Будь здрав, Руфин Август! – выкрикнула она по-военному и осеклась.
Император смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами.
– Не надо, – прошептал едва слышно. – От громких звуков у меня все болит.
На подошла ближе. Прибор, приколотый к ее тунике, замигал красным и затрещал рассерженно. Она невольно отступила. Заговорила сухо, деловито.
– Надо перевести всех в новый лагерь. Палатки и оружие бросить здесь – все это смертельно опасно. Прибудет техника – тогда закопаем, насыплем курган. Мертвых похороним.
– Мы все мертвецы, – отозвался Руфин. – Сколько осталось в живых?
– Около четырех когорт. В основном – Восьмой легион. Да еще две турмы конницы почти не пострадали – они находились в разведке далеко от города.
– Четыре когорты. Это из трех легионов! О боги! Это сравнимо… Нет, это ни с чем не сравнимо. Ну разве
