никому не нужны. И твои библионы тоже. Их будет читать кучка преданных поклонников тайком – и только. А остальные будут читать сочинения Неофрона. «Пустыня № 32».
– По-моему, он написал ещё только вторую пустыню, – заметил Кумий.
– Не печалься, время летит быстро, и мы доживём до тридцать второй. Сегодня с утра я сижу и думаю: кто же живёт в этой пустыне № 32? Я пытаюсь представить, какая она – с горбушками дюн, с песчаными ветрами, с одинокими акациями, и понимаю, что представлять ничего не надо. Что Рим и есть эта пустыня. Что люди – это песчинки, их души превратились в сухой и колючий песок, который при каждом выдохе Бенита летит в лицо и заставляет задыхаться. И я хожу по этой пустыне и пытаюсь отыскать колодцы. А нахожу грандиозные развалины из мрамора и гранита. Они погребли под собою колодцы. И больше нигде нет воды. Нигде. Повсюду теперь пустыня.
– Ариетта, не надо, – прошептал Кумий и вдруг понял, что недопустимо трезвеет.
– И так повсюду, – продолжала она, и голос её делался все выше и выше. – Нет воды. Нигде. Но я-то знаю, что я не песчинка, я – человек. И мне нужна вода. И ты, Кумий, человек. И тебе тоже нужна вода. И Гимп… Он, конечно, не человек, но ему тоже нужна вода. Так что же нам делать, Кумий? Превратиться в песчинки? Но я не знаю как. Другие как-то превратились, потому что знали. А я не знаю. И вдруг меня поражает мысль… Что дело только в желании. Захочешь – и сделаешься песчинкой. Только желание. Исполнить желание. Сказать Бениту: «Бенит, я хочу стать песчинкой». Ведь он отныне исполнитель желаний. И он исполнит. И я стану песчинкой. Очень быстро. И мне будет легко летать над землёй и жалить чужие лица… Но лиц уже не будет. Ни одного. Буду жалить только развалины и превращать их в песок. Но камням не больно.
– Во мне слишком много жира. А жир – это вода. Я не могу… вот так… в песок… – пробормотал Кумий заплетающимся языком. – И потом, ты неправильно говоришь, что совсем не больно. Мне было очень больно там, в карцере.
И он вновь наполнил вином их чаши.
– Так что же делать, Кумий? – спросила Ариетта потускневшим голосом. – Что нам делать?
– Да, Бенит нас всех хорошо обфекалил. А делать я буду то, что всегда. Буду писать библион, – сказал Кумий. – Ничего другого я делать не умею.
– Зачем?
– Когда-нибудь власть Бенита кончится, и мои книги прочтут…
– Нет, – Ариетта затрясла головой. – Мы живём здесь и сейчас. Мы не можем жить в будущем. В будущем будут другие писатели и поэты, и нам среди них уже не будет места.
– К чему ты клонишь? – спросил Кумий. – Я слушаю тебя, и меня охватывает такая безнадёга, что хочется выть на луну.
– Есть два выхода – уехать или убить Бенита.
Кумий окончательно протрезвел.
– Убить Бенита я не могу, – продолжала Ариетта. – К сожалению.
Она вышла из триклиния, но вскоре вернулась, неся с собой шкатулку из слоновой кости. Вещица была дорогая. Открыла крышку и достала какие-то бумаги.
– Это поддельные документы и билеты на теплоход, идущий в Новую Атлантиду.
– А Гимп? – зачем-то спросил Кумий.
– Гимп ехать не хочет. Он не может расстаться с Империей. Он ей не нужен, но все равно торчит здесь. Зачем? Кто мне ответит – зачем?! Ты поедешь со мной?
– Я пишу поэму, – сказал Кумий. – Поэму об Элии.
«Это та самая поэма, которую хвалила Великая Дева. Поэмы ещё не было, но она её похвалила. Теперь я её напишу», – подумал Кумий.
– Кто тебе мешает писать поэму в Новой Пренесте? Или тебя мало поили касторкой с бензином?
– Про бензин не надо! – Кумий вскочил. – Да, бензин! Да, дерьмо… Но не надо…
Он шагнул к двери.
– Стой! – крикнула ему вслед Ариетта и будто пригвоздила к полу. – Послушай… Знаешь… если честно… Мне страшно.
– Не уезжай… – попросил Кумий жалобно. – Ведь можно не уезжать.
И тут раздался стук в дверь. Ариетта испуганно вскрикнула.
– Открыть? – спросил Кумий. У него клацнули зубы. Он тоже безумно трусил.
Ариетта кивнула. Кумий вышел в атрий. Ариетта ждала, с кем он вернётся. И Кумий вернулся. Жалкий, съёжившийся. А за ним, улыбаясь одновременно и дружелюбно, и нагло, в триклиний вступил Бенит.
– А вы, друзья мои, не ожидали такого гостя, – ухмыльнулся диктатор. – Так ведь?
– Так… – промямлил Кумий.
– А мне нравятся твои стихи, – пол-оборота в сторону Кумия, – и твои, – полупоклон в сторону Ариетты.
Ариетта не отвечала и в ужасе смотрела на него. Ей вдруг почудилось, что этот человек давным-давно стоял в атрии и слышал весь разговор. Может такое быть или нет? Так и не дождавшись ответа, Бенит продолжал:
– А ведь мы должны быть друзьями. Ради Империи, не так ли? Как там у Саллюстия… «Большие государства в смутах разрушаются…» – точно не помню. А сейчас как раз такое время, когда всем нам надо помогать друг другу ради Рима.
Ариетта хотела встать, но не смогла. Ноги её подкашивались.
«Ну вот и все… Бензин, касторка… насилие…» – Фантазия услужливо рисовала самые мерзкие картины. А ведь она ждала этого, ждала… И сбылось… сбылось… Хаос был в голове, сердце колотилось. Это страх? …
– А касторка с бензином?! – Ариетта почти кричала, пытаясь преодолеть позорную слабость. И в самом деле, стало немного легче.
– Тебя поили касторкой с бензином? Я не знал. Когда? Я разберусь с этими мерзавцами.
– Не меня, но…
– Так мы говорим о тебе. Только о тебе. Другие нас не касаются. Я прошу твоей помощи, – Бенит по- прежнему улыбался.
– Но вот Кумий… – Слишком поздно Ариетта заметила, что поэт протестующе машет руками.
– А, Кумий! С Кумием я тоже давно хотел поговорить! – Бенит повернулся к поэту. – У меня к тебе предложение. Я знаю, ты парень с придурью, но кое-что можешь. Не говорю, что особенно здорово. Но средне – можешь. – От этой похвалы у Кумия в животе противно заворочался желудок. – Приходи-ка завтра ко мне. Поболтаем обо всем, что есть интересненького в Римском мире, и напишешь библион обо мне. Уж и название готово: «Я без тоги». Нравится?…
– Не могу… – пролепетал Кумий. Ноги его подгибались. – Не моё… не смогу…
– Неужели боишься? Боишься обо мне писать? – Бенит искренне рассмеялся. И как обычно, лицо его в тот миг сделалось обаятельным, невозможно представить, что человек, умеющий так улыбаться, может творить подлости.
Кумий не ответил – лишь судорожно глотнул воздух.
– Тогда иди домой баиньки, – посоветовал ему Бенит. – Я велю центуриону тебя проводить. А то ты пьян и можешь упасть в клоаку.
Кумий, пятясь задом, выполз из триклиния.
– Ты его убьёшь? – спросила Ариетта печально и вздохнула. И как-то даже украсилась этой печалью, похорошела.
– Ну что ты!
– Но ты пришёл…
– Поговорить с Гимпом. Только и всего. Вот Гимп, в отличие от вас, людей, прекрасно понимает ситуацию. Ну и с тобой, конечно, мне нужно поговорить. Скажу честно, я очень рад тебя видеть. Кстати, а почему тебя не было на пиру у Сервилии?
– Меня не приглашали. – Ей хотелось ответить надменно, но голос почему-то прозвучал заискивающе.
– Не приглашали, – проговорил он задумчиво. – Это явное упущение. Зато я хочу сделать тебе
