– Вставай! – Александр вновь ударил, но не зло, а ради забавы.
Все его сейчас веселило. Весело будет, если центурион встанет. И центурион встал – вылез из мешка красный, весь облепленный пухом: ткань спальника была дешевая, и пух сквозь нее так и лез. Однако спальник был жаркий. Зачем центурион забрался в спальник в этот летний день, было совершенно непонятно. При виде облепленного пухом центуриона Александр стал хохотать. Так хохотал он, помнится, когда с друзьями – им было по четырнадцать – пили вино во время пикника на берегу Тибра в Мартовские Иды. Сколько чаш в тот день выпьешь, столько лет и проживешь. На дне одной из бутылок мальчишки нашли дохлого мышонка и стали блевать – один за другим. При воспоминаниях об этих фонтанах, бьющих наперебой изо ртов, Александр хохотал все безудержней.
Центурион не понял его смеха. Мрачно глянул на возмутителя и приложил Александру кулаком по скуле. Не узнал нового префекта претория начальник склада.
Их встреча могла показаться случайностью. Но, во всяком случае, один из них к этой встрече стремился. Может быть даже, что стремились двое. Но гении ни за что не раскроют своих замыслов людям. И друг другу тоже. Так что каждый изобразил, что не ожидал этой встречи на улице возле фонтана с бронзовыми дельфинами.
Гюн сильно изменился с того дня, как гении перестали быть наперсниками богов. Гэл же, напротив, остался все тем же – красивым, дерзким, насмешливым и теперь больше походил на Постума, нежели на Элия. Но все же сходства с Элием не утратил, что было довольно-таки странно, учитывая нынешний образ жизни Гэла.
Но никто из них не сделался богом, как мечталось.
– Давно не виделись, – Гэл положил руку Гюну на плечо.
– Давно. – Гюн оглядел собрата с улыбкой. – Понял, что дело твое никчемное и пришел.
– Ну, вроде того. Император уехал и меня бросил.
– Вспомнил про своих?
– Я всегда помнил. Но пришел не просто так, – Гэл подмигнул собрату. – Пришел с известием. Очень важным.
– Каким же? – Гюн говорил снисходительно. Когда-то он был гением бога, а Гэл – всего лишь гением человека, пусть и одного из Дециев. Но с тех пор, как они уравнялись в правах, Гюн вообразил себя богом. Ну а кем вообразил себя Гэл – неведомо.
Бывший гений Элия сделал вид, что не заметил пренебрежительного тона.
– Через три дня преторианская гвардия покинет Рим.
– Ты уверен?
– Это точно.
За это известие Гэл мог поручиться: он сам доставил послание императора второму префекту претория. Постум требовал, чтобы его гвардейцы прибыли для охраны императора в Виндобону. Второй префект не мог не подчиниться.
– Значит, в Риме останутся только вигилы, – прошептал Гюн. – И исполнители. Но Макрина в Городе нет. И Бенита нет…
Гении смотрели друг на друга и ухмылялись, все понимая без слов.
– Что ты хочешь взамен? – спросил Гюн, продолжая морщить свои безобразные губы, что означало улыбку.
– Как что? Как всегда – власти.
– Значит, мы вновь союзники?
Гюн пожал плечами:
– Вроде того.
– На многое не рассчитывай, – предупредил Гюн.
– Я всегда был на вторых ролях, – с притворной покорностью отвечал Гэл.
Исполнитель накануне напился по-гречески – то есть вусмерть. Утром в принципарий он брел на ощупь. Никого из исполнителей он не встретил, если не считать постовых у ворот. Во всем лагере – никого. И куда они все подевались? С вечера подались в Субуру и к утру наверняка не вернулись. В принципарии тоже никого. Исполнитель уселся за стол. Нудно гудела муха, мечась от одной стене к другой. Голова тоже гудела так, будто муха металась внутри. Исполнитель швырнул в нее нож. Не попал. Муха продолжала кружить по комнате. Исполнитель стал искать нож на полу. Ножа почему-то не нашел. Отыскал скомканный лист бумаги. Расправил, достал графитовое стило. Принялся чирикать. Выходило что-то мерзкое, черное, паукообразное.
– Орк, – пробормотал охранник и принялся тыкать стилом, изничтожая на бумаге врага.
– Орк совсем не таков.
Неведомо откуда явилась нелепая голова, венчающая мощное тело: рыжие волосы кустиками, глаза серые в оранжевые крапины. На щеках лиловые и розовые пятна. Руки длинные с пальцами, на которых фаланг не счесть. Не пальцы – черви. Человек – если его, конечно, можно было назвать человеком – одет в линялые разноцветные тряпки. Туника длинная, брюки едва до колен. Ногти на ногах такие, что продрали матерчатые сандалии. Не ногти, а когти. Наверняка бывший гений. Исполнитель и сам был гением. Но внешне абсолютно как человек. И всегда старался таковым казаться. Даже пил для того, чтобы больше походить на человека. А вино он переносил плохо.
– Орк не таков, – повторил незнакомец. – Он – премилое существо. Как и ты. Только у него все время насморк. Непрерывно сморкается. А все потому, что в Аиде сквозняк. И холодно. – Гость поежился. – Я тоже терпеть не могу холода.
Охранник невольно шмыгнул носом.
– А у тебя, гляжу, тоже проблемы со здоровьем. – Неожиданно рыжий ухватил двумя пальцами нос «исполнителя» и вывернул так, будто закручивал кран с горячей водой. От болевого шока исполнитель грохнул головой о стол и обмяк. А гость ухватил голову за уши и грохнул пару раз лицом по столешнице.
– Орк не такой. И Дит не такой. Все не такие. Одни личины. Смерть – она другая. Люди не могут ее видеть. Чтобы видеть смерть, надо видеть мрак. Но созерцать мрак могут только слепые боги. А нельзя друг мой, нельзя, нельзя, чтобы боги слепли.
Гость болтал непрерывно: и пока снимал ключи с пояса потерявшего сознание исполнителя, и пока отворял дверь.
– Эй, «Нереида», «Нереида», мои бессмертные дружки, я пришел за вами. Заждались небось. Вы меня не узнаете. И я вас не узнаю. Ну, ничего, как-нибудь. Зато теперь мы будем вместе. Вместе хорошо.
Гость спустился в подвал. Здесь было сыро и темно. Гость поежился и включил фонарик. Он боялся темноты. Да, с некоторых пор он боялся темноты, хотя не должен был бояться ничего на свете. И этих черных лоскутьев, что копошились, как живые, у его ног – тоже не надо опасаться. Гость распахнул зев огромной сумищи, что принес с собой. Черные тряпки подползли ближе. Вскоре вокруг гостя образовалась огромная черная лужа. Она непрерывно шевелилась и росла. То там, то здесь мелькало что-то похожее на лицо или рот.
– Привет, ребята, – сказал тихо гость. – Вы меня заждались. Но я пришел. ЗдорОво!
Черное полотнище в ответ всколыхнулось. Гость присел на корточки и погладил волнующуюся поверхность.
– Не двигаться! – раздался голос исполнителя за спиной, и ствол «парабеллума» уперся в затылок.
Рыжий замер. Черная поверхность вокруг его ног всколыхнулась и тоже замерла.
– А теперь очень медленно вставай. Вот так…
И тут черная тряпка отделилась от общей массы и прыгнула в лицо исполнителю, залепляя глаза и рот. Тот выстрелил, но пуля угодила во второй черный лоскут, мгновенно облепивший ствол пистолета. Пуля выдрала из тряпки лоскут и впечатала в стену. Логос взлетел. Нога его распрямилась уже в воздухе и угодила исполнителю в голову. Тот растянулся на полу. Мгновение – и черная волнующаяся поверхность поглотила упавшее тело. Логос отскочил к стене, тяжело дыша. Черное покрывало над телом морщилось, неожиданно вверх ударила струйка крови. Потом еще одна. Мощная волна, похожая на судорогу, прокатилась по черному покрову.
– Ребята, не надо! Ребята, что ж вы делаете? Не надо. Не смейте! Вы же не такие…
Черное полотнище неожиданно лопнуло. В образовавшуюся дыру выперли наружу белые
