— Хватит терять время! — воскликнула Флори, встревоженная больше других, понимая, какой оборот принимает разговор. — У нас еще много дел. Дайте нам пройти.
— И не думайте об этом! Расстаться с вами, не добившись даже того, чтобы вас сопровождать! Идемте же — раз уж вам так хочется, мы поможем вам срезать ветки. А для этого предлагаю разойтись по лесу парами, в поисках самых цветущих деревьев.
— Смеетесь, милостивый государь! Мы ни под каким предлогом не отойдем ни на шаг друг от друга. И вы это хорошо понимаете. Не прикидывайтесь простаком.
— С чего бы это мне?
— Чтобы умаслить нас, но вы лишь потеряете время. Вы видите, мы не одни, с нами наш телохранитель — Робер сумеет нас защитить, если потребуется.
Брат Перрины приблизился к задирам, поводя борцовскими плечами, с крепко зажатым в руке садовым ножом, явно стараясь не упустить момент, когда придется вмешаться.
— Полегче, дорогая мадам, не сердитесь! В нашем предложении нет ничего дурного.
— Вот и докажите это, отправляйтесь туда, откуда пришли, господин Артюс, и не докучайте нам больше.
— В самом деле, Артюс, лучше будет попрощаться с этими дамами и ретироваться, — предложил Рютбёф, выпивший, как видно, меньше других, — нехорошо навязываться этим красоткам.
— К дьяволу твою галантность! Мы молоды, эти девушки такие хорошенькие, кругом цветет весна — чего еще надо?
— Хорошего урока, разумеется?
За деревьями прозвучал хорошо знакомый голос. Из лесу вышел мужчина.
— Господин Гийом! — облегченно воскликнула Флори, узнав молодого меховщика. — Слава Богу! Филипп с вами?
— Нет, я один. Выданное ее чистым лицом разочарование, сменившее радостное выражение, с которым она встретила Гийома, ранило его в самое сердце. Раздражение поведением студентов удвоилось.
— Я вижу, ваше присутствие не радует этих девушек, — проговорил он, обращаясь к вожаку. — Что вам нужно, чтобы уйти?
— Чтобы нам этого захотелось.
— Этому можно помочь.
— В самом деле?
— В самом деле.
Оба помолчали, оценивая один другого. Первым прервал молчание Артюс. Не спеша повернувшись, он вновь рассмеялся.
— Мы еще встретимся, — проговорил он, ни к кому не обращаясь. — Париж не так уж велик, чтобы в нем можно было надолго затеряться. До свидания, все! До скорого свидания!
Он картинно попрощался с Флори и с ее подругами и пошел от них, чему последовали и остальные, но, проходя мимо Кларанс, внезапно быстро наклонился, схватил руками белокурую головку, поцеловал ее прямо в рот так горячо и стремительно, что никто не успел ему помешать, и наконец быстро зашагал в сторону леса, где и затерялись раскаты его хохота.
— Какое животное! — воскликнула Флори.
— Оставь, перестань же, — пробормотала Кларанс, вытирая губы краем вуали. — Эта выходка ничего не значит.
Обращаясь к Гийому, она проговорила:
— Очень любезно с вашей стороны, месье, что вы пришли. Я уже спрашивала себя, помните ли вы о том, что я выбрала вас другом сердца.
— Видит Бог, я ничего не забыл, мадемуазель, но я был очень занят делами по устройству в Париже, и, как ни хотел, мне не удавалось освободиться.
— Вы обосновываетесь в Париже?
Флори удивлялась. Она ясно помнила доводы, выдвинутые молодым человеком против предложений Филиппа на паперти церкви Сен Северен всего неделю назад.
— Дело кончилось тем, что я принял такое решение, — признался Гийом. — Все побуждало меня к этому: собственное желание прежде всего, советы друзей, во-вторых, и даже деловые соображения. Один из моих должников оказался не в состоянии уплатить долг, и я вынужден снова заняться домом, который сдавал ему в аренду. Воспользуюсь этим, чтобы его отремонтировать и открыть в нем отличную лавку для продажи моих лучших мехов. Я уже подыскал двух компаньонов, они будут мне помогать в этом деле, которое я намерен со временем значительно расширить. Три дня назад я узнал, что монсеньор герцог анжуйский решил обосноваться в Провансе, и поэтому мой сбыт в Анжере уменьшится. Таким образом, Париж со всех точек зрения становится единственным центром моего дела и моих интересов.
— Филипп будет в восторге. Он уж перестал надеяться на это.
Гийом задержал на ней взгляд, от которого она уклонилась, не остановив своего ни на секунду, чтобы осознать его значение.
— Что до меня, то я этому вовсе не удивляюсь, — заявила Кларанс, которой, казалось, доставляло удовольствие использовать каждый предлог как свидетельство желания Гийома быть с нею, — разве вы не мой майский жених и не обязаны целый месяц жить поблизости?
— Разумеется, да, и я не уклоняюсь от этого.
— Стало быть, все к лучшему, — заключила девушка. — Живя в столице, вы сможете ухаживать за мной сколько захотите.
Не глядя на него, она улыбалась, склонив голову к охапке цветов, лежавшей у нее в руках.
Гийому, которого притягивала одна лишь Флори — ведь он пришел сюда только из-за нее, — пришлось пойти рядом с Кларанс. Колыхавшиеся перед ним полы алого камзола Флори задевали травинки, которые ему хотелось тут же благоговейно собрать, не уступая их никому.
Молодая женщина обернулась. Из вежливости она заговорила о предстоявшем празднике, о погоде. Он едва слышал ее слова, любуясь округлостью щеки, порозовевшей от лесного воздуха, тонким пушком на ней, золотившимся в лучах солнца, блеском глаз, изгибом бровей, грацией шеи, на которой подрагивало несколько волосков, выбившихся из косы, грудью, от одного дерзкого профиля которой у него дрожали руки, гибкостью талии, созданной для того, чтобы изгибаться в руках мужчины…
— В самом деле, нынешняя весна полна очарования, подобным которому мне не доводилось наслаждаться никогда.
Он не вполне понимал смысл своих слов.
Почему рядом с ним идет не Флори, почему Филипп женился не на Кларанс? Все было бы так прекрасно, так просто…
— Вот и боярышник.
За поворотом тропинки открылась живая изгородь, взорвавшаяся пеной белых цветов.
— Я помогу вам срезать самые пышные ветки.
Успокоившийся Робер улыбнулся Гийому, тот вытащил из-за пояса кинжал с серебряной рукояткой, и вдвоем они быстро нарезали много веток.
Сначала Кларанс — увы! положение обязывало… — а потом и Флори он протянул самые лучшие ветви. Других девушек для него не существовало. Он не обращал на них никакого внимания. Флори наградила его благодарной улыбкой, потом протянула Алисе только что полученную от него охапку веток. Его обуяло дикое желание схватить Флори, заставить обратить на себя внимание, оторвать от подруг, от мужа, вырвать из этой слишком простой жизни, в которой ему не было места.
Гийом яростным жестом переломил последнюю ветку боярышника. Что ж, он оказался не лучше тех голиардов[8], пыл которых он только что охладил своим появлением, — его несдержанность была ничем не лучше их грубости!
— Бедные цветы, — проговорила Кларанс, наклоняясь подобрать обломки ветки боярышника.
Флори отпустила брата Перрины.
— Большое спасибо, Робер. Наши трофеи прекраснее, чем обычно. Теперь пора возвращаться. Не забудьте осенью принести нам меду, когда отошлете все что полагается королеве Бланш.
