намерениях. Каждый из толпы хотел втайне руководить этой сильной личностью. Русская черта? Да. Исконная черта русского мува. Заставь дурака Богу молиться!
Возникновение театра было не однажды. Оно происходит всегда. Театр каждый раз обновляется и возникает заново. Всегда одним путем – из глубин народных. Театр не существует сам по себе, однажды и навсегда. Театр жив людьми из народа, актерами, приносящими в искусство новые темы, новые краски, новые настроения. Актеры – лакмусовая бумажка народа.
Вот мы говорим о Шукшине уже два года. И создается впечатление: постигли вроде Шукшина. А жизни своей не меняем. Не пересматриваем свои приемы воссоздания жизни. И даже мертвому дороги ему не уступаем. Значит, не поняли? Не постигли?
Современный театр: люди ущербные хотят воспитать всех остальных на своей ущербности и сделать такими же ущербными. Кроме одного-единственного штампа ничего нет! И на всех ответственных постах в театре должны быть люди ущербные. Это закон.
1977
В искусстве не может быть компромиссов, не может искусство заниматься отображением действительности, хотя бы потому, что ее, действительности, просто нет. Впрочем, она существует, но существует как некая карикатурная гармония, в воображении ничтожных чиновников, начиная с чиновников самого высокого ранга и кончая рабами этих чиновников, рабами духовными и рабами-прихлебателями.
Действительность в наше время есть не что иное, как далекая от жизни догма, в которую обязаны верить все.
Искусство – это гладиаторская арена, на которую выходит художник, чтобы схватиться с так называемой Действительностью. Исход поединка предрешен: гибнет всегда художник. Зрители бурно приветствуют победителя – Действительность. Некоторые – их очень мало – искренне плачут. Из них иногда вырастают новые художники, которые выходят на арену, полные решимости победить Действительность. Тем более что, как им кажется, они учли ошибки предыдущего художника.
Между схватками (а надо сказать, что арена часто пустует) Действительность скучает и от скуки сама себя веселит или щекочет нервы себе мнимой опасностью. Существует масса затейников, которые умеют позабавить Действительность. Они-то, эти затейники, и берут на себя роль художника. Они научились принимать героические позы, будто перед смертью, или бросаться отчаянно в бой, подняв забрало. Одним словом, поднаторели. Действительность любит таких затейников, даже награждает некоторых, поощряет за похожесть на художника. Но вот раздается голос. Он может быть тихим, но его услышит Действительность. Правда, она не всегда спешит, делает вид, что приняла художника за затейника. И часто бывает, что художник передумывает и становится затейником. Зрители разочарованы: сорвалась коррида, ложная тревога. Правила игры простые: Художника должны принародно убить. Убить! Убийство – акт обязательный. Самоубийство исключено. Даже если оно совершено на арене, во время схватки. Конечно, допускается, на арене-то, но публика не всегда бывает довольна. Со стороны схватка выглядит смешной: на арене – художник. И все. Действительности же нет. С трибун кричат: вон она! Вон несется на тебя! Берегись! Художник отскакивает и вонзает шпагу или копье в воздух, в пустоту. На трибунах восторг или визг ужаса. Миновало! Потом эмоции трибун, нарастая, доходят до бешенства. По разным причинам.
Художник доходит до галлюцинации: он видит действительность, которой не существует. И гибнет… По разным причинам…
Действительность есть, существует, но она во время схватки, смертной схватки с художником, находится вне опасности, на трибуне, и не где-то на одном месте, например в правительственной ложе, а в каждом, желает или не желает этого каждый-то.
Художник – явление духовное. Действительность – тоже Дух, тоже явление духовное. Когда говорят, что жизнь вся состоит из борьбы Добра и Зла, то предполагают именно ту схватку, о которой я сейчас пишу. Дух Добра – Искусство. Дух Зла – Действительность. Первый обретает силу, когда концентрируется в одном человеке. Другой, дух зла, наоборот, становится силой, когда дробится на мелкие части и, как вирус, проникает во всех. По-разному его называли на протяжении веков. Сейчас дух зла называют демагогией. Демагогия действует на массы парализующе. Это болезнь, массовый недуг.
Нашу родную демагогию недооценивать преступно. Она сильна и обворожительна.
Весь мир (государство) играет комедию. А человек – трагедию. Государство – бездуховность. Человек – тоска по духовному. Государство – эстетика. Человек – искусство. Две фразы Шекспира вдруг слились для меня в нечто единое, имеющее отношение ко всему, что бродит во мне. А именно: «Весь мир играет комедию» и «Весь мир – тюрьма».
Народ живет в нелегальной резервации. Резервация – это понятие не географическое, не территориальное, а духовное, из области культуры. И еще! Это не ругательство. Резервация – это хорошо. Люди приладились бы жить в ней, обросли бы своими обычаями, искусством и т. д. Даже в тюрьме можно добиться относительной свободы. Но не дают! Телевидение (подсматривающие), кино, общая грамотность (стандартизация) и законы-оборотни. Да мало ли чего еще?! Людей дергают, перенагружают, им льстят, угождают их слабостям, вытягивают из них самые низменные качества, играют на их слабости. Используют их в основном как черную злую силу против всего талантливого и легкого, естественного.
Одним словом, уравниловка против духовного.
Но резервации, тем не менее, не исчезают, а, наоборот, еще более укрепляются. Народ перестал петь, сочинять пленительные сказки, легенды, былины. Народ онемел, завороженный и оглушенный государственной мифологией.
1978
Меня бесит, что народу подсовывают истории вроде истории янтарной комнаты или библиотеки Ивана Грозного. А в это же время архив Цветаевой лежит в гараже Н., который ждет, что к нему придет какой-то случайный и очень дальний родственник Цветаевой и заберет эти сокровища, чтобы сдать их в госархив. Спрячет от людей. В самом главном деле все стало случайным и близким к гибели.
Удивительную черту советской интеллигенции наблюдаю в течение долгих лет. Почти вся советская интеллигенция оппозиционно настроена к власти. Но это не мешает устраиваться в жизни именно за счет власти. Вот вышагнул Солженицын, не выдержал. И от него ждут, что он скажет о тех, «несчастных», которые остались в архипелаге. Они, конечно, публично отрекутся от него, но он-то должен понять это так, будто бы всерьез. И т. д. Если удастся протащить в книгу или фильм кукиш в кармане, это в закоулках выдается чуть не как акт неповиновения или крупной диверсии.
Герой в нашем советском представлении – это человек, «сознающий» историческую ответственность, которая на нем лежит, т. е. хорошо понимающий, что он Герой. Так может думать человек, лишенный, как правило, юмора. Или просто глупый. И еще: обязательный в соцреализме элемент подхалимства.
