И разобрался. Потом, правда, пожалел пиита и подружился с ним, предложив выдавить вместе еще два-три кактуса.
О чем-то своем завывал поэт расквашенными губами, а Мельников слушал вполуха и думал об Оловянникове. Тяжело пришлось старику. Много лет он считал, что сделал справедливое дело, и подтверждение тому — отсутствие всяких зацепок для того, чтобы его, убийцу, прижать, а тут на тебе: появляется какой-то мальчишка и помахивает диском, где записано все, что он совершил, вся картина убийства. И его судьба находится в руках человека, которого полковник хотел использовать для триумфального ухода в отставку. Оловянникову было стыдно, Егор это видел.
Они посидели еще немного на открытом воздухе, а потом перебрались в салон — солнце село, и на воде стало прохладно. Допив одну бутылку виски, они открыли вторую. Оловянников говорил. Он рассказал Егору всю свою жизнь и впервые почувствовал, что нашел собеседника, который интересуется не только собой. Оловянников не был уверен, что правильно прожил жизнь. И теперь ему было плевать на карьеру. Он попросил у Егора совета. А тот почему-то, сам не поняв почему, предложил ему съездить в храм к тому батюшке, который отпевал Мельника.
В конце концов Егор сломал диск с компроматом и выбросил в иллюминатор обломки, а Оловянников разорвал бумаги из крокодиловой папки и пообещал уничтожить оригиналы. Оловянников впервые произнес вслух то, что много лет его тяготило. Егор избавился от смертельной опасности. Полковнику стало легче, Мельникову — невыносимо. Несмотря на человеческое окончание дела, начал он его, как зверь. И, проделывая все это, Егор чувствовал поблизости Кота…
Егору было стыдно. Не столько за суть дела, сколько за частности: клоунаду с мундиром и фуражкой, откровенную фамильярность, цинизм — все это было в стиле Кота.
Но если за детали Егору было только неловко, то за другое он себя ненавидел: на том диске не то что не было хорошо видно лицо Оловянникова, совершающего свое первое и последнее в жизни преступление, на ней никакого Оловянникова не было вообще. Это была обычная микропластинка с черно-белой записью офисной камеры слежения.
Много информации сумел добыть Мельников по этому делу, покопавшись в архивах Маркиза и прочих местах, но главного у него не было — доказательств. И тогда перед встречей с полковником Егор одолжил пластинку у начальника департамента безопасности компьютерной фирмы «МарКом».
Когда все закончилось, когда Егор протрезвел, отошел от похмелья, смог выдохнуть свободно и чуть- чуть улеглась боль первого зверства с корыстной целью, вернулся Кот, дня через два после встречи с полковником. Какой-то он был потрепанный, уставший и грустный. Егор напрягся: таким Кот никогда еще не был, таким был скорее сам Егор до всей этой кутерьмы.
Разговоры не клеились. Потом Егору все-таки удалось вытянуть из Кота несколько фраз. Кот сказал, что стал чаще думать о смерти. О смерти вообще. И теперь он ее немного боялся.
— Хочешь, сказку расскажу?
— Издеваешься…
— Почему?
— Да так. Ладно, рассказывай. Надеюсь, это в противовес. А то слишком много сказок последнее время. И все в одном направлении. Ты, кстати, какой-то смурной.
— Не обращай внимания — пройдет. Ну слушай. Жил-был один домашний кот. Был он послушный и не привередливый: голоса почти не подавал, ел что дадут.
Кот родился осенью и никогда не видел весны, поэтому, когда она пришла, он ее не узнал, хоть и понял, что это что-то особенное.
Как-то сидел он на кухне перед высоким стеклом балконной двери и смотрел в ярко-голубое небо. Это все равно что для вас таинственные миры виртуальной реальности за стеклом монитора. Кот чувствовал там какую-то неведомую жизнь, которая его влекла.
И вот однажды он увидел Ее. Она танцевала на узких перилах балкона и грациозно вертела головкой. Она была удивительно красива в своем белоснежном оперении. Она была самой красивой. Кот понял это сразу, как только увидел ее.
С тех пор каждое утро, наскоро перекусив, он садился перед стеклом и ждал. Птичка прилетала почти каждый день. Иногда одна, иногда с компанией таких же веселых друзей. Их присутствие не мешало — главное, что он видел ее. А Птичка его не видела — для нее стекло было непрозрачным, в нем отражалось небо, она сама и ее друзья, это было всего лишь зеркальное продолжение мира. Потому что прилетала она туда только в солнечные дни. И Птичка никогда не задумывалась о том, что за этим зеркалом есть какой-то другой мир, что там живут существа, которые и выносят на балкон божественно вкусные крошки, что там есть еще и он, кот, который осторожно наблюдает за ее безалаберной жизнью.
Прошло лето. Погода испортилась. Птичка прилетала теперь на балкон все реже и реже. И вид у нее был вовсе не такой беззаботный, как раньше. Кот чувствовал, что скоро все изменится и, возможно, он больше никогда ее не увидит. Ему было грустно.
Однажды он увидел, что балконная дверь не заперта. Наверное, это был один из последних теплых дней. Забыв об осторожности, Кот вышел на балкон. Увидев его, Птичка испугалась, на миг замерла, а потом быстро упорхнула в высокое небо. Тогда Кот решил догнать ее и объяснить, что не хотел ее напугать и вообще никогда в жизни не смог бы причинить ей вреда. Он оттолкнулся мягкими подушечками от нагретых солнцем перил. Воздух был еще теплый и казался упругим, как желатин…
Кот замолчал.
— А дальше?
— Да ладно. Не знаешь, что ли? И вообще… как ты смог так долго слушать эту сопливую чушь? Все, хватит. Чего-то меня сегодня совсем развезло. Мелодрама — не мой жанр. Давай лучше вернемся к делам.
— Что с тобой происходит?..
— Устал я, отдохнуть пора.
— Отдохнуть?..
— И потом, ты сам неплохо справился с этим Оловянниковым и прочими. Правда, ты слишком щедр. Какую яхту отхватил наш солдатик!.. Не соглашался, небось? Чистоплюй!.. А не надо было шприцами тыкать куда попало. Нет, ты молодец, Егорище. Видишь, все думали, что ты вхолостую жизнь крутишь, а у тебя просто пружина была сжата туго, до основания. Теперь расправляется. То ли еще будет. Думаю, ты сможешь уничтожить любого, кто тебе помешает. Даже… Впрочем, она тебе вряд ли мешает. Хотя… неразделенное чувство… В тебе ведь еще гуляет бес мести?.. В конце концов, я не виноват, что она тебя отвергла, я тебя предупреждал: не спеши. Ты меня не послушал. А теперь конечно… Так не доставайся же ты никому…
— Да ты что?.. Что ты несешь?
— Несу что знаю. Думаешь, мне неизвестны твои мысли? Ты смирился бы, Егор, а?.. Тут уж вряд ли что-нибудь…
— Слушай, да что с тобой? Я о Принцессе уже и думать забыл. Какая месть?.. У меня и с папашкой ее забот хватает. И потом, я скоро женюсь, невеста у меня… симпатичная… Все, проехали.
— М-да… Невеста… Кому ты врешь, Егор? Себя не обманешь… Раньше ты со мной пооткровеннее был. Ну, собственно, ясно — я был тебе нужен.
— Да что же это такое? Я тебя не узнаю, и мне не нравится твое настроение. Скис ты как-то.
— Ха!.. С этого все началось, если помнишь. Только тогда это говорил я. Помнишь? Ладно, все, тебе собираться пора. Зверюга.
— Куда это?
— В Лондон. Только смотри там, особо не зверствуй. Научил на свою голову. Впрочем, для банального маньяка ты слишком талантлив.
— Что ты несешь? С чего ты взял, что я куда-то поеду? У меня подготовка к свадьбе, ресторан, гости…
— Гости?.. Смешно. Ну да ладно, играть так играть. Откуда я знаю, говоришь? А интуиция. То есть умный я очень. Сечешь? Ну и еще кое-что… Вот, пожалуйста! Я же сказал… Не хочешь ли, дружище, взять во-о-он ту ви-фонную трубку?.. Наверняка Его Величество на проводе — Большой Добрый Папик.
