вены.
– Вот как…
Вальтер Вюст действительно любил детей.
В этом чувстве не было даже следов какого-то нездорового, похабного интереса, только искренняя, бескорыстная любовь взрослого к ребенку. Ему хотелось баловать, покупать пирожные, игрушки. Этим пользовался его брат, который с легким сердцем оставлял свою дочку на попечение заботливого дядюшки. Вальтер не возражал, а наоборот, выделил в своем поместье несколько комнат, которые определил как детские. Эти помещения были завалены игрушками, красочными яркими книжками. Маленькая Марта спала среди всего этого плюшевого великолепия, довольная и счастливая. Немецкий ребенок, который удачно пережил благодаря своему влиятельному дяде Веймарскую республику, но еще не познал всех ужасов ночных бомбардировок…
Сам Вальтер обычно проводил все свое время в кабинете, зарывшись в бумаги едва ли не с головой.
В один из таких вечеров в дверь внизу громко постучали. Вальтер ругнулся, сквозь зубы, вышел в коридор. Осторожно приоткрыл дверь в детскую и, удостоверившись, что ребенок спит, спустился вниз. Прислуга в этот вечер попросила выходной.
Снова раздался громкий стук.
– Иду я, черти б вас забрали!
Он посмотрел в глазок, но в вечернем тумане ничего не было видно.
Вальтер накинул цепочку и приоткрыл створку…
Пусто. Темно. Уличные фонари превращают туман в густое молоко и ни черта не освещают.
– Ерунда какая-то… – Вюст в очередной раз пожалел, что на сегодня отпустил прислугу. Подобной ерундой должна заниматься именно она.
Вальтер закрыл дверь. На всякий случай повернул оба замка и задвинул небольшую щеколду. В Берлине становилось неспокойно…
Вюст немного подождал, не постучат ли снова, выглянул в глазок, а потом поднялся к себе в кабинет. Прикрыл дверь. Повернулся к столу… и замер.
В его кресле, закинув ноги в блестящих начищенных сапогах на стол, сидел человек.
Черная форма офицера СС сидела на нем как влитая. Широкая улыбка. В глаза Вальтеру бросились неестественно длинные клыки и острые, будто подточенные, передние резцы.
– Здравствуйте, Вальтер, – произнес зубастым ртом человек, и Вюст признал в нем фон Лилленштайна.
– Господи помилуй! – Вальтер выдохнул, привалившись к стене, схватился за сердце. – Господи помилуй. Генрих…
Он снова посмотрел в лицо Лилленштайну. Тот по-прежнему улыбался. Но только зубы были самые обыкновенные, чуть желтоватые, обычной длины и формы.
– Ап! – дурашливо развел руки в стороны гость. – Аплодисменты, досточтимая публика! Мы начинаем вечер удивительных чудес и волшебства!
За Вальтером захлопнулась, вроде бы сама собой, дверь.
– Бросьте дурачиться, Генрих. – Вюст осторожно, стараясь, чтобы это выглядело естественно, нажал на ручку. Но дверь не поддавалась. – Вы меня напугали! Как вам, черт побери, удалось пробраться в дом?
– Так «черт побери» или «господи помилуй»? Вы уж определитесь со своими предпочтениями, дорогой Вальтер. И оставьте в покое дверь. Это может плохо кончиться. Вы помните наших подопечных?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, скажем, Двенадцатого или Пятого. Большой юморист.
– Я не понимаю… – Вальтер почувствовал, как неприятный холодок прокатывается по спине. – Вы что… Вы что, притащили их сюда?!
– Спокойно, – поморщился Генрих. – Вы же ариец, у вас нордическое спокойствие разлито в крови.
Слово «кровь» прозвучало так… Так… что у Вюста подкосились колени. Чтобы не упасть, он облокотился на дверь.
– К тому же вы любите свою племянницу. Она спит, как ангел. И совсем не нужно, чтобы она проснулась. Детские сны – это рай… зачем же вытаскивать ее в ад?
Вальтер почувствовал, что у него начинает дергаться щека.
– Господи, Генрих… Вы притащили этих… этих… – Он закрыл глаза.
– А что вы думали? – с неожиданной злобой ответил Лилленштайн. – Что я буду просто сидеть и ждать, когда ваши подопечные сделают из меня очередной механизм? Или когда прибьют, скормят на потеху очередному любителю острых зрелищ?
– Вы и про это знаете?
Лилленштайн хмыкнул.
– Неужели я выгляжу настолько тупым? Вальтер, я прекрасно информирован о том, кто и зачем посещает тайные комнаты в Заксенхаузене и на закрытом стадионе номер десять, когда мои ребята раздирают людей на части.
– Ваши ребята?
– А чьи? Может быть, ваши?
Вюст молчал, но в глазах его мелькнуло и пропало что-то… Не страх, не удивление. Совсем другое. Генрих насторожился. Он что-то пропустил, это не удивительно. Но где, что?
Фон Лилленштайн играл ва-банк, стараясь, чтобы его собеседник додумывал истину сам.
– Что происходит, Вальтер? Что происходит? Вы ставите надо мной эксперименты. У меня накопилось много вопросов.
Вюст наконец отклеился от стены, подошел к столу, сел.
– Ладно, Генрих, хорошо, что вы пришли. Значит, я в вас не ошибся.
– Вальтер… Поймите, с некоторых пор я стал очень хорошо чувствовать ложь. У меня появилось почти звериное чутье.
– А я не буду вам врать, Генрих. – Вюст открыл большую резного дерева шкатулку, что стояла на столе. Достал сигару, неторопливо откусил маленькой гильотиной кончик, зажег толстую спичку. Прикурил. По комнате поплыл тяжелый аромат. – Правда, друг мой, это самое верное оружие. К тому же оно самое смертоносное.
– Мы будем рассуждать о метафизике? Тогда позвольте, Вальтер, я задам более конкретные вопросы, а уж потом мы просто поболтаем…
– Нет, Генрих, это я так… к слову. Я даже, наверное, знаю, что вы хотите спросить. Как вы там говорили, вечер чудес и волшебства? Вот я сейчас угадаю…
Фон Лилленштайн ухмыльнулся. И снова Вюсту показались… эти страшные зубы.
– И что же я хочу спросить?
– Вы не понимаете – зачем вы! – коротко ответил Вальтер.
Генрих убрал ноги со стола.
– Да, черт возьми, Вальтер, я не понимаю.
– Вы не ученый.
– Да. То есть нет!
– Вы не медик. Вы не волшебник. И фокусник из вас, уж простите, довольно посредственный. Вы не маг. По крайней мере, сейчас. Вы хороший солдат. Отличный офицер. Вы ловкий, хитрый, умный. Но и все. Это то, что вы знаете о себе сами.
– Да, конечно.
– И совершенно понятно, и вам, и мне, что в вашем нынешнем качестве вы проекту «Вечное пламя» нужны как… как телеге пятое колесо.
– Именно, – Генрих быстро кивнул. Он впитывал слова Вальтера, как губка воду. И Вюст это чувствовал.
– А теперь я вам расскажу то, чего вы про себя не знаете точно. Но подойду к этому издалека. Вы знаете, откуда берутся Номера?
– Нет. Я не видел ни разу этого… процесса. Вы их где-то находите?
