– Сегодня же! – Болдин протянул Лопухину сложенную вчетверо бумажку. – Передадите вместе с пленным.
– Так точно!
– Значит, так, – Болдин вытащил карту. – Дойдете до этой деревушки. Брошенная, как говорят разведчики. Церковь там да попик наполовину сумасшедший. Как уцелел – не знаю. Но вроде нам сочувствует. Разведчики с ним какой-то контакт наладили. Помогает. В общем, как я понял, кроме церкви там почти ничего не осталось, пара домов да развалины…
– Как же он там?..
– Кто? – не понял Болдин.
– Да поп этот… Не святым же духом питается?
– А шут его знает. Огородничает… Не в этом дело. К вечеру туда подойдет разведгруппа и заберет нашего барона. А также вас.
– Почему меня?
– Потому. – Болдин потер виски. – Есть связь… Ничего случайного не бывает. Понимаете? Если есть такой, как он, то обязательно, обязательно будет кто-то… вроде вас.
– Почему? – снова повторил Лопухин.
– Потому что есть такой… такая… – Генерал вздохнул. – Закономерность развития межчеловеческих отношений. Ну, или Господь Бог, если вам так будет угодно. – Болдин снова вздохнул и после паузы продолжил: – И знаете, Иван Николаевич, мне будет проще, если с Лилленштайном уйдете и вы.
– Я… обуза? – Иван почувствовал, как напрягаются скулы.
– Нет, – Болдин отмахнулся. – Какая там еще обуза? Что вы как ребенок? Поймите, я ведь не шучу насчет закономерности. Если есть такой, как вы, то обязательно найдется и такой, как он. Ну, вы же изучали диалектику?
– Единство и борьба противоположностей… – пробормотал Лопухин.
– Да. Но часто принято упирать именно на борьбу, а главное тут – единство. Потому, вы уж не обижайтесь, мне будет легче, если вы отправитесь вместе с Лилленштайном. Да и такой человек, как вы, не будет лишним в этом походе… А вот по поводу медальона вашего, я вам тут напишу фамилию, вы уж постарайтесь найти этого человека.
– Ученый? Историк?
– Нет. – Болдин покачал головой, помолчал и добавил: – Но человек неслучайный. Так что идите, Иван Николаевич. Глядишь, еще свидимся. А мы тут пока наведем шуму, за это не беспокойтесь. Немцам не до вас будет. Разведка принесла на хвосте, что рядом штаб мехдивизии расположился. Очень это нам кстати. – И он протянул широкую, крепкую руку: – Удачи вам, Иван.
Теперь Лопухин шагал рядом с носилками, беспокойно оглядываясь по сторонам, хотя и понимал, что авангардный отряд идет впереди, и если они чего не углядели, то он точно не увидит. Но все равно… Через плечо была перекинута тяжелая сумка с бумагами, что передал ему Колобков.
– Ты только донеси до редакции! Тут и пленки, и то, что мы с тобой писали! Это ж история, Лопух!
– Донесу, Колобок, донесу… – вздохнул Иван. – Куда ж я денусь?
Хмурый капитан, командовавший небольшим отрядом, махнул рукой:
– Стой! Тишина…
Лопухин прислушался. Ничего… Только смутная тревога в душе. Будто какой-то странный зов…
И тут, неожиданно громко, донесся из-за деревьев дребезжащий, чуть надсадный тоскливый звук, будто кто-то бил в большой треснутый колокол. Примчалась разведка.
– Деревня! – откозырял запыхавшийся красноармеец. – Поп там…
– Слышу, – хмуро ответил капитан. – Сам слышу.
Поп, седой, худющий, с широкой, совершенно белой бородой, сидел на пороге церкви – довольно высокой, сложенной из толстых, местами обгоревших бревен. Узкие длинные окна напоминали бойницы, а на чудом уцелевшей маковке болтался привязанный кусок рельсы.
Кроме попа в деревне не было никого. Торчали два более или менее сохранившихся дома рядом с церковью да черные, словно гнилые зубы, остатки изб.
У капитана с попом состоялся короткий разговор, после чего старик махнул рукой – заходите, мол. Бойцы быстро затащили Лилленштайна внутрь церкви, кто-то остался караулить снаружи, кто-то ушел на дальний конец деревни. Обычная суета, гарнизон, хоть будь он из десяти человек, все равно гарнизон. Служба.
Лопухин, оставшийся без дела, подсел к попу. Тот повернул голову к Ивану, оглядел его внимательным взглядом прозрачных, невероятно голубых глаз. Сквозь такие глаза смотрит на землю небо. Отвернулся.
Иван прокашлялся.
– Как вы тут… – Он замялся, не зная как называть священника. – Батюшка?..
– Живу и ладно…
– Не страшно? Немцы вокруг…
– А тебе страшно?
– Я… – Иван почувствовал себя глупо. – Я на войне.
– И я. Всю жизнь… – Он посмотрел наверх. – Вон, видишь, колокол мой?
– Рельсу? Вижу…
– Вот такое у меня оружие. От старого колокола только язык и остался, – старик кивнул куда-то. Иван посмотрел в указанном направлении и поразился. На земле лежал здоровенный, наверное с руку длиной, толстый колокольный язык.
– Тяжелый?
– Поди подними, – равнодушно ответил священник.
Лопухин поднялся, взялся за вытертое до блеска основание. Приподнял. На лбу надулись, выступили вены. Оторвал от земли. С трудом перехватил, чтобы можно было держать обеими руками. Тяжелая бронзовая болванка тянула к земле, пригибала.
Иван, чувствуя, как дрожат от напряжения руки, опустил, почти уронил язык на землю. Почва ощутимо дрогнула под ногами.
– Тяжелый…
– Некоторые и поднять не могут. – Поп глянул на Лопухина с некоторым уважением. – А я так почитай лет двадцать…
Священник вздохнул.
– Что лет двадцать? – Иван не понял.
– Хожу…
«Попик наполовину сумасшедший», – вспомнил Лопухин слова Болдина. Видимо, генерал был прав. Куда старику с такой бандурой таскаться?
– А с колоколом что случилось?
– Увезли. Скинули с маковки да увезли. Году в двадцатом. На переплавку. Для промышленных нужд, видать. – Священник покосился на Лопухина. – Я, собственно, не в обиде. Может, он пользу кому принес. Железку повесил, хоть и не по укладу, но все-таки… А вот церковь они зря спалить пытались. Вона как вышло… – Он кивнул в сторону деревни и вздохнул: – Глупо вышло.
– А вы тут… давно? – Иван зажмурился. У него начала кружиться голова. Перед глазами побежали черные мушки.
«Не стоило болванку тягать… Так и надорваться не долго…»
– Давно, – священник хмыкнул и повторил со значением: – Давно… Разные времена видел, лихие. – Он прислушался. Посмотрел на Ивана. – Ты запыхался совсем, молодец. Пойдем…
Монах поднялся и пошел куда-то за церковь. Лопухин двинулся следом.
На заднем дворе обнаружился большой ухоженный огород и огромный, вросший в землю колодец. Не колодец, а ворота в землю… Когда Иван подошел к нему, поп уже крутил массивный ворот. Поскрипывало дерево.
– А вы один тут живете? – поинтересовался Лопухин, опираясь на колодезный сруб.
– Один, – кивнул старик. – Кто ж еще тут жить станет?
– Большой огород…
