ничего не означает.
Муамар, которому капитан тоже показал свой трофей, странным образом оживился и вначале протянул к нему руку, но потом отшатнулся и быстро ушел прочь.
Мориц Гнаук.
Карл Опманн.
Карл Ханке.
Хорст Руфф.
Карл Зайлер.
Август Ден.
И Каунитц. Итого семь человек – ровно на столько уменьшился их и без того маленький отряд… Два грузовика и легковушка. В легковушке – Богер, Фрисснер, Ягер и профессор. В грузовиках – по трое солдат да старина Обст, который с потерей своих людей, кажется, смирился вполне спокойно. Видывал и не такое.
Фрисснер тоже не мог сказать, что чересчур переживает. Тоже видывал не такое. Да к тому же как-то захолодел внутри, стал слишком спокойным. Это чрезмерное спокойствие настораживало его – не начало ли это надвигающегося помешательства? После странного дождя, после зыбких песков, после мертвого поселка можно свихнуться. И если Фрисснер свихнется…
«Я уже начинаю подыскивать этому объяснения», – подумал Артур и сильно, до крови прикусил нижнюю губу. Острая боль отогнала дурные мысли, и ей помог Ягер, цинично сказавший:
– Я так понимаю, мы у самого порога. Не отметить ли это событие, пока мы все не сдохли?
Штурмбаннфюрер как раз держался молодцом, он оставил все свои дикие выходки, не пьянствовал и не задевал профессора. Он вел машину, помогал солдатам исправлять мелкие поломки и даже вызвался в ночной караул, мотивируя это тем, что у него бессонница. Фрисснер и сам заметил, что Ягер практически не спит – разве что урывками, в машине, то и дело беспокойно вздрагивая. Может быть, это тоже помешательство, только избравшее иной путь?
– Мы не собираемся подыхать, штурмбаннфюрер, – сказал Артур.
– Никто не собирался, штурмбаннфюрер, – в тон ему ответил Ягер. – Но это место похоже на преддверие Ада, и я не удивлюсь, если так оно и есть. А вон там – уж не черт ли вышел нас приветствовать?
– Что за… Постойте, постойте, а что это такое?
Фрисснер поднес к глазам бинокль. Примерно в полукилометре от остановившихся машин на песке сидел, скрючившись, человек, укутанный в лохмотья.
– Муамар! – позвал капитан. Проводник послушно подошел, капитан протянул ему бинокль и спросил, указывая в сторону сидящего:
– Это еще кто?
Муамар посмотрел, вернул бинокль и показал на свои глаза, потом на песок.
– Что это еще?
– Я думаю, что-то не шибко хорошее, – предположил Ягер. – Например, что у того парня глаза вывалились на песок к чертям собачьим.
– Поедем и посмотрим, – жестко сказал капитан. – Надоели мне эти загадки.
Небольшое расстояние они одолели быстро, хотя никакой дороги уже не наблюдалось. «Фиат» остановился в метре от сидящей фигуры, все такой же неподвижной. Фрисснер вылез из машины, за ним поспешил ученый. Штурмбаннфюрер держался в стороне, готовый прикрыть их в случае чего огнем из «стэна».
Капитан коснулся рукой замотанного в черное тряпье плеча, и человек мягко повалился на правый бок. Он упал неслышно, чуть скрипнул песок, и кто-то из солдат охнул у Фрисснера за спиной.
Мумия.
Впалые веки, торчащая жесткая борода, иссохшая кожа, кое-где шелушащаяся, словно старая краска… При жизни это был старик, несомненно, араб, и сколько времени он вот так сидел здесь, словно безмолвный страж, оставалось только догадываться.
Такой же, как английские солдаты в мертвом поселке. Фрисснера передернуло, он повернулся к профессору и по его глазам сразу понял, что тот думает то же самое.
– Тот, Чьи Глаза Высохли, – скрипуче произнес Замке.
– Ерунда, – скорее для себя и солдат, чем для ученого, сказал капитан. – Он умер здесь и высох на солнце. Он старик.
– Тот, Чьи Глаза Высохли, – повторил Замке, рассеянно глядя перед собой. – Поверье. Человек, который находит две жертвы Того, Чьи Глаза Высохли, сам станет его добычей.
– Не городите чушь. – Штурмбаннфюрер подошел к трупу и присел на корточки, положив «стэн» на песок. Он деловито обшарил тело и извлек из-под тряпок небольшую флягу, украшенную причудливой чеканкой. Потряс ее возле уха, отвинтил пробку и перевернул.
– Вода, – сказал он, хотя все и без того прекрасно видели тонкую струйку. Ее было немного, этой воды, но старик умер не от жажды. О чем он думал, что видел в последние моменты жизни? Иссохшее лицо не сохранило никакого выражения, лишь тонкие губы кривились в подобии усмешки…
– Штурмбаннфюрер, откройте ему рот, – велел Фрисснер.
– Что?! – Ягер с удивлением оглянулся.
