– То, что ты мне рассказал... Это всё правда?
– Правда. Я же рассказывал раньше.
– Ты не рассказывал. Ты читал дневники деда.
– Деда... – эхом отозвался Воскобойников.
– Или это были твои дневники?!
Полковник промолчал. Потом повернулся к Москаленко и попросил:
– У вас есть выпить?
– Вот. – Капитан протянул флягу. – Спирт.
– О'кей, – сказал полковник и, отвинтив крышечку, сделал пару больших глотков. Поморщился, выдохнул, пожаловался: – Столько лет – один самогон, а я его и гнать толком не умею...
– Оставьте себе, – сказал Москаленко. Фляга, булькнув, легла на некрашеные доски крыльца.
– Итак, где Руна?
– Идите в дом, – сказал Воскобойников. – В большой комнате – комод, деревянный. Выдвигаете нижний ящик, выбрасываете оттуда тряпки, сзади будет двойная стенка, там виден шов. Подковырните чем- нибудь...
Шевкун вопросительно взглянул на капитана. Тот кивнул. Лысый исчез внутри дома.
– И вы всё равно ничего не доказали, – сказал полковник.
– То есть?
– Руна оставила старого хозяина, но не нашла нового. И эта ваша психоэмоциональная устойчивость... Пока лишь чистая теория. Чистой воды.
– Посмотрим.
В доме ухнуло, со звоном вылетели стекла из окон. Крыльцо дернулось, сидевший на корточках прапор повалился на спину и съехал на заднице по ступенькам.
Я потряс головой – в ушах звенело. Воскобойников криво улыбался.
– Один – ноль, – сказал он. – Между прочим, я за ЦДКА болел... пока вообще футболом интересовался.
И тут мы услышали, как кричит Шевкун. Я не стал ожидать приказаний и пошел внутрь. В комнате остро пахло дымом, паленым, сырым мясом. Лысый капитан лежал на полу навзничь, размахивал брызжущими кровью обрубками рук и выл. Говорить он не мог – лица и рта у Шевкуна просто не стало... Другой бы обблевался, но я не такое видал. Да и не любил я лысого. Вернее, недолюбливал. Смерти такой, конечно, не желал, ну так что теперь, плакать над ним? Короче, лечить здесь было уже некого, и я крикнул:
– Беранже! Старлей, скорей сюда с машиной!
Старлей вошел и сразу понял, что от него требуется. Стрелял в голову, разнеся ее остатки.
Капитан затих. Я нагнулся к перевернутому комоду. Крепкий был комод, не развалился, как ни странно... или там направленный был взрыв? Ловушечку смастерил товарищ полковник – правильно, кто бы на его месте не смастерил... И в самом деле один-ноль. Увеличивать счет в пользу Воскобойникова я не хотел, поэтому осторожно перевернул остов комода, но внутрь не полез. Хотя лезть и не требовалось – на полу лежал небольшой железный ящичек, закрытый на миниатюрный замочек. Поднять? Раз он уже валяется, рвануть не рванет, если в середину не лезть, решил я.
И поднял.
Чего я ожидал? Тепла, покалывания, каких-то непонятных ощущений? Нет, это был простой, достаточно легкий ящичек, Я подкинул его на ладони (старлей отчего-то смотрел на меня с ужасом) и, перешагнув через труп, вышел на крыльцо, предварительно взяв у покорного старлея пулемет.
– Вот она, – сказал я.
– Давай сюда, – сказал в ответ Москаленко.
Про соратника и не спросил, сволочь. Хотя что спрашивать, раз так рвануло, не хлопушка же там пристроена была.
– Стоп, – сказал я. – Так дело не пойдет. – Воскобойников расплылся в довольной улыбке.
– А ты не лыбься, будто кошелек нашел, – велел я. – Думаешь, заработала система, твоя бижутерия мне в душу полезла? Ни хрена, полковой комиссар. Херово ты меня знаешь.
У меня был пулемет. У Москаленко – автомат, сейчас нацеленный в бок полковнику. Остальные мало того что без оружия, они вне игры, зрители. Вот только Костик... Я краем глаза присматривал за ним, но Костик вел себя тихо, придерживал за плечи женщину, чтоб не дергалась без толку.
– Я тебя херово знаю, кто же спорит, сержант, – сказал Воскобойников. – А ведь только ты на своего капитана ствол наставил, а не я.
– Два – ноль ждешь?
– Запросто, – хмыкнул полковник.
– Рано. А ты, капитан, слушай. Совместное решение правительств Украины и России – это хорошо. Усраться как хорошо. Но при одном условии – если бы я в свое время не воевал на одной стороне, а ты – на другой. Я не верю, что мы завтра принесем вот это дерьмо, – я снова подбросил на ладони коробочку с Руной, – и нам дадут по ордену, по квартире и по бабе, а наши президенты обнимут друг друга и ласково поцелуют в задницу. Мне представляется совсем другая штука: дойдешь ты один. И тебе будет орден, квартира и баба. И поцелуй в задницу. А еще, во что я верю больше всего, пуля в лобешник.
