– О отец! Вы хотите моего несчастья!
– Пустые слова, дорогая!
– Отец! Дорогой отец! Позвольте мне жить по собственному желанию! По влечению моего сердца! Только в этом может состоять мое счастье!
– Нет, – отрезал граф жестким тоном, какого она никогда не слыхала. – Не умоляй и не пытайся разжалобить. Бесполезно! Я хочу тебе добра, не считаясь с твоим капризом. Позднее ты будешь мне за это благодарна. Думаю, ты больше не станешь встречаться с этим молодым человеком, не вынудишь меня запрещать свидания с ним. А я-то надеялся, что тетушка Шарме смотрит за тобой! Хорошенькое же наблюдение…
– Вы требуете, чтобы я не видалась с Морисом?.. Хорошо, будь по-вашему…
– Вот и прекрасно!
– Я повинуюсь… но…
– Но… что?
– Но раз вы не позволяете мне стать женой того, кого я буду любить всю жизнь, вы будете вынуждены согласиться, чтобы я ушла в монастырь.
– Нет!…Уж это нет!.. Ты сошла с ума!.. Но ты еще одумаешься.
– Я заранее приняла решение! И я не отступлюсь! – воскликнула девушка, и, задыхаясь от подступивших рыданий, не в силах больше вымолвить слова, убежала к себе.
Сюзанна долго плакала, думая о своем потерянном счастье, и размышляла, почему отец отказал исполнить ее желание, когда прежде делал все, о чем бы ни попросила, и она жила счастливо и беззаботно.
Так, совершенно подавленная горем, девушка провела несколько часов.
Наконец она сообразила, что должна написать Морису, известить о разговоре с отцом.
В глубоком отчаянии Сюзанна села за стол, дрожащей рукой взяла лист бумаги с запахом любимых духов. Первые строки походили на горькие всхлипывания, слезы капали на зеленовато-голубую бумагу. Постепенно перо побежало быстрее. Она писала:
«Морис, друг мой, я страдаю! Страдаю смертельно! Я теперь понимаю людей, кончающих жизнь самоубийством от безысходности!
Я не знала, что человек может переживать такие испытания. До сих пор я не испытала даже физических мучений и не представляла, какие ужасные удары может переносить душа.
Существо мое разбито, я плачу и готова кричать, мне кажется, что от этого стало бы легче. Отец вырвал мое сердце и бросил меня, мертвую, на землю. Я не ожидала такой жестокости.
Он запретил мне любить вас. Он не хочет, чтобы я стала вашей женой. Требует, чтобы я отказалась от вас, чтобы мы стали чужими друг другу! Но это невозможно! Ведь правда, мой друг?
Он всегда говорил, что любит меня, и до сих пор я этому верила, ведь он старался сделать меня во всем счастливой.
А теперь он отказал в моей просьбе, самой главной в жизни. Отказал твердо, сухо, хотя я умоляла принять тебя как сына, когда придешь просить моей руки.
Если он не дает согласия, он этим заставляет меня проклинать отцовскую нежность… убивает мою искреннюю привязанность к нему. Становится чужим, враждебным человеком, какого не трогают мои страдания.
О Морис!.. Морис!.. Как я несчастна!
Но в моей душе поднимается буря протеста. Что худого сделала я отцу! По какому праву он так поступает?..
Морис! Возлюбленный мой! Я уже сама не понимаю, что пишу! Я хочу быть возле вас, дать свободу своим слезам, говорить о любви и слышать ваши уверения в том, что вы любите меня, что вы всегда будете меня любить!
О! Мне надо каждую минуту знать это, иначе я умру!
Он заставил поклясться, что я не буду видеться с тобой. Я повиновалась и должна быть верна своему слову. Прощайте дорогие нам утренние встречи, наши разговоры, где мы открывали друг другу сердца, строили планы будущего, мечтая о том, как вечно будем жить вместе.
Он потребовал, и могла ли я ослушаться отца?
Но я люблю вас и буду любить вечно! Не в его власти помешать этому!
Он сломает мою жизнь, разобьет мне сердце, но не сможет убить мою любовь!
Морис! Я невеста ваша, вы останетесь единственной моей любовью на всю жизнь, ничто не заставит меня разлюбить вас!
Я не из тех, кто изменяет своему чувству. В каждом слове этого письма частица моего сердца.
Навеки ваша Сюзанна».
Ей не хватило мужества перечесть письмо. Она вложила его в конверт и позвала свою тетушку- приживалку.
Та уже получила строжайший выговор от графа и потому обо всем знала.
Мадам Шарме поспешила прийти к девушке, той, кого воспринимала как дочь, и, видя в каком она горе, старалась утешить.
Сюзанна, кажется выплакавшая все слезы, зарыдала снова и, передавая доброй женщине пакет, попросила:
– Отнесите ему и скажите, чтобы он ответил. Ступайте, ради Бога, моя милая тетушка.
ГЛАВА 21
Как видим, вся изобретательность Бобино не помогла избежать преследования врагов и надежно укрыть Жермену и князя. Случай, слепая судьба оказались сильнее всех его хитростей. Что поделать… В жизни многие события таинственно связаны между собой, в этом легко убедиться на примере героев нашего повествования; и пока что последним таким совпадением явилась встреча Жермены с дочерью своего злейшего врага.
На улице Мешен семья чуть не умирала с голоду, и, подавив гордость, чтобы спасти своих, Жермена шила туалет для этой девушки, думая о том, что ее отца готова была убить, если бы только могла это сделать.
Состояние Марии не ухудшалось, но и не становилось лучше; врач тем не менее надеялся на благополучный исход. Однако требовались дорогие лекарства и укрепляющие средства. Старшая сестра начинала жалеть, что отказалась от аванса, так любезно предложенного мадемуазель де Мондье.
Поэтому мастерица торопилась сдать заказ и при этом сотворить нечто совершенно великолепное, на что способны лишь немногие парижские модистки.
Теперь она думала о близящейся примерке, решив смирить гордость и попросить немного денег, так необходимых для больной Марии и Мишеля, да и Бобино, работавший как негр и притом постоянно голодный, заметно сдавал, несмотря на свое мужество и физическую стойкость. О себе Жермена не хотела беспокоиться, Берта тоже могла продержаться.
Опорой семьи оставался Бобино, всеми силами он пытался демонстрировать веселость и жизнерадостность. Без него они пропали бы, подавленные врагами, или умерли с голоду.
Сегодня Жермена ждала друга с особым нетерпением. Был день получки, была надежда, что после расплаты с долгами Бобино принесет хоть немного в дом, и тогда вместе с полученным за туалет для мадемуазель Мондье им хватит на то, чтобы продержаться еще какое-то время.
Жермена и Берта, почти ничего не евшие весь день, усталые, с глазами, покрасневшими от ночных бдений, сидели за шитьем при свете спиртовой лампы, мастерица делала основную часть работы, сестра помогала.
Обычно Бобино возвращался не позднее двух часов.
Монастырские часы пробили полночь. Берта машинально посмотрела на будильник, потом зевнула и потянулась.
– Ты устала, моя маленькая? – участливо спросила старшая. – Тебе пора отдохнуть.
– Нет, сестренка, я дождусь моего Жана, нашего Бобино.
– В этом ты права, он всегда так радуется, когда видит тебя, возвращаясь с работы.
– Пойду посмотрю, как там Мария, что-то ее не слышно, наверное, спит. Оторвусь минут на пять от дела
