– Добрый день, виконт! – ответил барон смущенно и как бы по принуждению.
– О! Вы можете называть меня Бамбошем, это почетное бандитское имя, и я его отнюдь не стыжусь. Но позвольте представить моего друга Петера Фога, я нашел его здесь в положении, его недостойном, и вы окажете ему сейчас любезный прием.
– Я вышвырну его сейчас в окно и тебя следом! – вдруг взорвавшись от злости, крикнул Мальтаверн.
Бамбош, наслаждаясь сценой, пододвинул приятелю стул, сел сам и продолжал:
– Его бандитское имя Брадесанду. Можете спросить у мадам. Не правда ли, Андреа?
Красавица впала в страх и не могла слова вымолвить, хотя обычно бывала остра на язык.
– Видите, барон, он был вашим предшественником в некоторых интимных забавах, и, главное, он ваш совладелец; вы непременно должны что-то для него сделать.
Негодяй был злопамятен и с удовольствием мстил барону и Андреа за тот прием, что ему оказали по возвращении из Италии.
Ги взбесило разоблачение, он искренне любил Андреа. Барон кинулся на Бамбоша, намереваясь влепить пощечину.
Тот вскочил раньше, вынул из кармана острый ножичек и сказал спокойно:
– Руки прочь, барон! Или я проделаю между ваших ребер отверстие, через него без промедления вылетит ваша душонка!
Ги де Мальтаверн отличался храбростью, его не остановила бы угроза оружием, но осадил самоуверенный тон Бамбоша.
Весь кипя, он опустил руку и спросил:
– Чего вам надо от меня?
– Простой вещи; мы намерены убить человека, что нам мешает. Брадесанду и я сделаем это сегодня во втором часу, и я хочу, чтобы в случае надобности вы сказали бы в полиции, что в эту ночь мы ужинали с вами в бывшем доме Березова. Короче, вы и Андреа должны обеспечить нам алиби[105], если оно потребуется.
Барон пришел в еще большую ярость.
– Чтобы я стал соучастником преступления… покрывал двух бандитов… совершал позорное… гнусное дело… Ни за что! Никогда! Вы сейчас же уберетесь отсюда, и поскорее!
– Не будьте ребенком, барон… Вы уже предоставляли вашу комнату, чтобы я мог выстрелить из нее в князя. Бывший соучастником однажды, может стать им и во второй, и в следующий раз. Кроме того, это приказ. Тот, кто велел вам убить Березова на дуэли, требует, чтобы вы и теперь беспрекословно подчинились. Вы, миленький, такой же преступник, как мы, и Андреа объяснит, что фыркать тут незачем. Правду я говорю, прекрасная блондинка, доченька мамаши Башю?
Андреа наклонила голову, и слезы злости едва не капнули на стол.
– Стервец! – сказала она, вложив в единое слово всю неохватную ненависть.
– Да, мадемуазель, конечно, стервец. Мы все стервецы в этом доме, украденном у дурака, но вы двое – всего лишь сторожевые собаки. Ну хватит! Вы поняли и будете не кочевряжиться, а слушаться. Для начала, барон, отстегните Брадесанду луидоров тридцать, ему нужно прибарахлиться. Сегодня вы пригласите нас обедать, а потом мы явимся ужинать, когда закончим дела. Кстати, Андреа, тот, кого мы должны сегодня ночью кончить, – Бобино, любовник Берты, сестры Жермены.
Андреа заплакала. Ей вспомнилось, как она совершила доброе дело, рискуя собственной жизнью, ей представилось милое личико Берты, она понимала, что теперь ничем не может помочь! Если бы знать, где они сейчас, Рыжая не пожалела бы своей постылой жизни, чтобы их спасти!
Барон де Мальтаверн смирился. Ему ничего не оставалось больше делать, он сознавал, что прижат к стенке и не имеет сил отказаться от роскошной жизни. Он дал луидоры Брадесанду, пожал негодяям руки и сказал на прощанье:
– Жду сегодня к обеду. И затем вечером.
Все произошло строго по плану, намеченному Бамбошем.
Брадесанду переоделся во все новое в магазине «Прекрасная садовница» и приобрел очень недурной вид, превратившись из конюха в джентльмена. Сел с Бамбошем в экипаж и поехал обедать к своему бывшему хозяину. Лакеи дома, ничего не понимая, пялили на него глаза.
Хорошо поев и обеспечив себе алиби, бандиты смылись в полночь так ловко, что никто в доме не заметил их исчезновения.
Они направились к издательству «Маленькая республика» дожидаться своей жертвы.
Бобино вышел из цеха в час и поспешил домой. Был день получки, и он нес половину недельной платы, раздав остальное за долги. Юноша размышлял о том, с каким нетерпением ждут его дома, и торопился, чтобы поскорее принести скромный заработок голодной семье, прихватив для них по дороге еще что-нибудь в ночном кафе.
Бамбош и Брадесанду следовали вблизи, один на пятьдесят шагов впереди, другой чуть подальше сзади.
Один из тех парижан, что ходят по любым кварталам города во всякое время дня и ночи, никогда не сталкиваясь с неприятностями, Бобино шагал уверенно, зная все закоулки на пути и не подозревая о подстерегающей опасности.
Так как путь лежал через Латинский квартал[106], Бамбош и Брадесанду, чтобы безопаснее, не привлекая внимания, приблизиться к Бобино, запаслись студенческими беретами. Перейдя площадь Сен-Мишель, они сплющили шапокляки, спрятали их под пиджаки и надели лихие юношеские головные уборы.
Перед оградой Люксембургского сада Бамбош запел тирольскую песенку. На улице было безлюдно, как в провинциальном городке. Ниоткуда не слышалось характерного топота сапог ночного дозора.
Пение Бамбоша сигнализировало: «Время наступило».
Брадесанду – он был впереди – повернулся в темноте, вынул нож и пошел навстречу Бобино.
Бамбош приготовил кинжал и стал нагонять обреченного, все еще повторяя модную песенку.
Убийцы должны были сомкнуться рядом с наборщиком, который торопился домой, ничего не подозревая, не обратив никакого внимания на студентов, приближавшихся к нему с обеих сторон.
Бобино не испугался, не побежал, не позвал на помощь. Он только почувствовал острую боль ниже плеча и сильный удар.
На часах Люксембургского сада пробило без четверти два.
ГЛАВА 20
На Сюзанну де Мондье произвело впечатление замешательство Жермены, когда заказчица назвала свое имя.
Сидя в экипаже, она думала, что же, собственно, случилось. Может быть, ей просто померещилось самой? Или портниха переутомлена, или взволнована дорогим заказом? Или существует какая-то таинственная связь между прекрасной женщиной, выглядевшей такой доброй и грустной, и именем отца, что, впрочем, маловероятно, слишком далеко стоят граф и швея.
Сюзанна все-таки решила спросить отца об этой девушке.
Она надеялась, что, заговорив о Жермене, о странном сходстве ее с портретом, виденном у Мориса Вандоля, ей будет легче перейти к беседе о самом художнике и о ее отношениях с ним. Несмотря на то что она, как ей казалось, была уверена в родительском согласии на брак и обнадеживала в этом Мориса, в глубине души таилось сомнение, и мысль о встрече с отцом очень тревожила.
Когда отец находился далеко, она полагала: будет совсем просто поведать ему, что она полюбила, избранник во всех отношениях достоин ее и, с позволения графа, он придет просить благословения на брак.
Тогда ей казалось, что отец непременно и сразу даст согласие, и она станет женой Мориса.
Но когда граф вернулся, все представилось ей уже не столь простым.
Хотя Сюзанна считала, что отец воистину обожает ее, ведь он старается удовлетворять любые девичьи желания и капризы избалованного ребенка, она догадывалась, что покупки, прогулки, развлечения серьезно отличаются от разговора о замужестве. Нечто смутное начало тревожить ее.
Но со времени приезда графа прошло два дня и ей пора было увидеться, решиться на этот разговор,
