Синегорский князь, казалось, был обречен, ибо ни один смертный не способен противостоять Злыдню. Владигор лучше всех прочих осознавал это, тем не менее, обратив взор к небесам, бесстрашно вскинул вверх свой меч и громко выкрикнул родовую клятву:
— На смерть врагу, на радость другу!
Воздух над равниной застыл, будто обратившись прозрачной слюдой, и даже предзакатное солнце замерло в ожидании трагической развязки.
И в этот миг за спиной Владигора возникло голубое сияние — столь ослепительное, что все видевшие его вынуждены были зажмурить глаза. Когда же они вновь открыли их, то увидели рядом с князем четырех чародеев.
Владигор кинул мимолетный взгляд на неожиданную подмогу и вновь обратил свой взор к приближающемуся Триглаву.
Между Владигором и Злыднем возникла полупрозрачная голубая стена, которая тут же разлетелась вдребезги от неожиданного удара драконьей лапы. С той же легкостью Злыдень расправился со второй стеной, воздвигнутой чародеями, с третьей, с четвертой. И вот он уже навис над князем, занес над ним свою убийственную лапу…
Но пятая стена, которой не ожидал Злыдень-Триглав, отвела его смертельный удар. Скользнув по невидимой преграде, лапа дракона на три аршина вспорола землю у ног Лиходея, не причинив вреда ни коню, ни всаднику.
Появления пятой стены, похоже, не ожидали и чародеи. Только увидев на одном из западных холмов Алатыра, они поняли, кто воздвиг спасительную защиту. Алатыр вернулся в Общий Круг — и очень вовремя!
Дракон, раздраженный неудачей, взмыл вверх и, злобно оскалив все три свои пасти, вновь устремился на ненавистного всадника.
Почуяв наступление решающего мига битвы, Лиходей встал на дыбы. Владигор вскинул меч, готовясь всадить заветный клинок в драконью глотку. Чародеи выкрикнули заклинание и простерли перед собой руки. В тот же миг из их пальцев ударили десятки голубых молний, которые, отразившись от сверкающего на солнце меча Владигора, слились воедино и пронзили чешуйчатое брюхо Триглава!
Дракон замер — и, заскулив по-собачьи, вдруг завалился на бок, задерган всеми шестью лапами, заколотил вокруг себя крысиным хвостом, разнося в кровавые ошметки перепуганных варваров.
Впрочем, его жуткие судороги длились лишь несколько мгновений. От повторного удара ярко-голубой молнии из меча Владигора он, ловко вильнув своей чешуйчатой тушей, сумел уклониться. А в следующее мгновение, не дожидаясь новой чародейской атаки, Злыдень скользнул за горизонт — да так быстро, что в тяжелом воздухе словно струна лопнула, и этот звук растаял уже после того, как над южными холмами исчез лилово-дымчатый след драконьего хвоста.
Все было кончено.
Посрамленный Злыдень-Триглав бежал с поля боя даже поспешнее, чем до него это проделала варварская орда.
Громогласный то ли вздох, то ли стон пронесся над савроматским воинством. Обезумевшая орда всколыхнулась и ничем более не сдерживаемой черной лавиной покатилась за истоптанные конскими копытами приграничные холмы Ильмерского княжества.
Вновь вспыхнуло голубое сияние над Дарсанской равниной — пять чародеев, прощально вскинув руки, исчезли. Вместо них над испепеленной во время сражения травой взмыла в темнеющие небеса большекрылая птица.
— Филька, — устало проговорил князь Владигор. — Ты-то откуда взялся?
Он все еще не мог прийти в себя. Впрочем, и все другие свидетели битвы с Триглавом пребывали в полнейшей оторопи. Даже возгласов ликования не было слышно — ни с крепостных стен, ни с запада, где очумело застыли беренды, ни с ближних подступов к Дарсан-крепости, где, готовые ко всему, ощетинились мечами и копьями две сотни ильмерских дружинников.
Филин, скользнув над князем, обронил к ногам Лиходея алый цветок и лишь затем, камнем упав на землю, принял человеческий облик. В глазах птицечеловека светилась печаль…
Владигор, свесившись с коня, поднял странное послание своего друга и, не желая признавать очевидное, спросил:
— Зачем ты принес мне розу? Где ты ее взял и почему она сломана?
— Ее послал тебе старый гусляр, — ответил Филька. — Он спешил в Дарсан, когда наткнулся на конный разъезд савроматов… К сожалению, я опоздал… Судя по трем убитым варварам, чьи тела я увидел рядом с Ярецом, схватка была жестокой. Старик умер у меня на руках… Единственное, что смог сказать, — люди Климоги схватили Ольгу и спрятали где-то в горах.
— Погоди, Филька. — Владигор тряхнул головой, словно прогоняя кошмарное наваждение. — Разве ты не освободил их из авхатского плена и разве не к Золотому Замку чародея Гвидора вы направились?
— Направились, но не все, — грустно ответил Филька. — Ольга наотрез отказалась идти к чародею. Она во что бы то ни стало хотела догнать тебя на дороге в Дарсан. Была уверена, что тебе понадобится ее помощь. Никто не мог ее отговорить… Отведя Путила и Демида в Золотой Замок, я бросился вслед за Ольгой и Ярецом. Но уже ничего нельзя было исправить. Вероятно, они почти сразу угодили в руки варваров. Позднее гусляру каким-то чудом удалось сбежать, но… Где именно держат Ольгу, Ярец объяснить не успел. Только вот эту розу — он ее на груди хранил — мне отдал и сказал, что ты все поймешь… Это были его последние слова.
Птицечеловек замолчал. А над равниной некстати вдруг загремели восторженные крики защитников крепости, наконец-то осознавших победу над варварами и Злыднем-Триглавом.
Владигор, казалось, не слышал безудержного ликования своих соратников.
— Да, я знаю, где росла эта роза, — сказал он. — И теперь понимаю, куда помчался Климога. Что ж, там и встретимся!..
Не задерживаясь более ни на мгновение, Владигор ударил пятками во взмыленные бока Лиходея и рванулся к Таврийским предгорьям.
Климога Кровавый был на грани безумия. Еще в полдень он не сомневался в грядущей победе, даже несмотря на потерю двух дюжин савроматских вождей. В какой-то степени их пленение ильмерцами было на руку: кто знает, подчинились бы эти полудикие «князьки» Этверской пустыни его приказу осадить Дарсан?
Засланные к савроматским шатрам слухачи доносили, что среди варваров зреет недовольство. То ли колдовская сеть, удерживающая их в повиновении, оказалась недостаточно крепкой, то ли вмешательство ненавистного Владигора наделало в ней множество прорех, то ли еще какая причина сыскалась, но власть Климоги над варварами явно ослабевала.
К счастью, в тот самый час, когда он собирался на решающую встречу с вождями, ему сообщили о схваченных в предгорьях гусляре и скоморошке — ближайших друзьях Владигора. Впрочем, если он верно понял своего Господина, скоморошка была для синегорца не просто случайной спутницей и подружкой… Климога решил, что будет полезно продемонстрировать вождям этих пленников, а коли понадобится — изрезать на ремни, дабы сомневающиеся убедились в его всевластии и, соответственно, в бессилии Владигора. Дескать, о каких таких волшебных способностях синегорца вы промеж собой толкуете, если он, поскребыш, даже девку свою уберечь не сумел?
Новость о пленниках, задержавшая Климогу в главном лагере, спасла ему жизнь. Он понял это сразу, как только услышал звуки битвы в становище разбойной ватаги. Когда же ему сообщили подробности о дерзкой вылазке Владигора к рыбачьему домику и похищении савроматских вождей, Климога возблагодарил судьбу и Великого Господина за то, что вновь разминулся с отпрыском Светозора.
Страшно было подумать, как обошелся бы с ним Владигор, застав в рыбачьей избушке… Этот страх даже лучше приказов Великого Господина подтолкнул Климогу к решительным действиям.
Девку и старика он велел отправить в надежный схорон, который — случаются же такие дурацкие совпадения! — еще два года назад был устроен его разбойной ватагой совсем рядом с Ключ-Камнем. Знать бы раньше, что один из трех гранитных зубьев, торчащих среди труднодоступной долины, и есть знаменитый Ключ-Камень, многое сложилось бы по-другому!
